Золотая лихорадка
Шрифт:
Впрочем, безделья своего сына Александра, вернувшегося из армии, они не одобряли и явно не могли презентовать ему автомобиль.
Отсюда и удивление Сережи.
— Откуда бабло-то взял? — после некоторой паузы снова спросил Воронов.
Алик Мышкин не спешил отвечать. Он открыл еще одну бутылку и протянул Сереже взамен разбитой, явно наслаждаясь замешательством друга.
— Да у мужика купили. В складчину. У Катьки, девчонки моей, было триста, да я еще штуку двести добавил.
— За полторы штуки рублей? Да что же там за одр-то купили?!
— «Запор». А что? На ходу,
Сергей с живостью вскочил:
— А ну-ка пойдем посмотрим. Где он?
— А так, в гаражах. Там сейчас Катька сидит. Химичит что-то там. Автовладелица…
Огненно-желтый «запор» в самом деле был куплен Мышкиным и Катей за полторы тысячи рублей, и у счастливых автовладельцев остались деньги, чтобы благополучно обмыть покупку. За этим, разумеется, не заржавело. Сабантуй состоялся в квартире Мышкина, чьи родители уехали на дачу к друзьям. Из окна кухни открывался замечательный вид на мирно стоящего у подъезда монстра незалежного украинского автомобилестроения.
— А почему он желтый? — на исходе второго часа вечеринки и четвертого часа пополудни спросила Катя.
— То… есть? — не понял Алик Ильич. — Ну и что же — желтый?
— Просто все «запоры», которые я видела, были почему-то желтого цвета.
— А какого надо?
— Ну не знаю… придумаем.
— А давайте сделаем из него кабриолет, — предложил Сережа Воронов, задумчиво раскачиваясь на стуле и смотря через тощее плечо Мышкина. — У меня одни знакомые так сделали. Про них потом даже в газете написали.
— Чевво-о?
— Кабриолет, — повторил тот. — Возьмем и спилим верх, и получится у нас нечто вроде «Шевроле» на хохляцкий манер. А потом покрасим в ярко-красный цвет, поставим «пионеровские» колонки и поедем на дачу или турбазу.
— Ты что, серьезно? — засмеялась Катя. — Кабриолет?
— Алик, вот что… у тебя есть краска? — уточнил Воронов.
— У меня даже «болгарка» есть, чтобы, значит, этот верх спиливать. Но я не подпишусь это делать… это разве что ты сам.
— Да легко!
Дело не стали откладывать в долгий ящик. Немедленно спустились вниз и открыли находящийся здесь же, во дворе, кирпичный гараж, в котором располагался купленный совсем недавно родителями Алика «Опель». Отец Мышкина, зная о деструктивных способностях сына, строго-настрого запретил тому даже приближаться к машине ближе чем на пять метров. «Опель» трогать не стали, а просто вынесли распылитель для лакокрасочных автомобильных покрытий — так пышно поименовал его Воронов — и «болгарку». Для лиц, слабо разбирающихся в пролетарском инструментарии, — это такой инструмент с крутящимся абразивным кругом, который традиционно используют для резки изделий из металла.
— Подгони-ка сюда этот… — Сережа сделал в воздухе неопределенный, но довольно-таки пренебрежительный пасс левой рукой, а правой взял «болгарку», — ваш драндулет… «Запор», короче. Щас мы его будем расчленять.
— Только ты не очень-то, Воронов, — с некоторым беспокойством проговорил Алик Ильич, глядя на решительное лицо Сергея. — Это тебе не дрова.
— Хуже… металлолом.
— Это
— Пилится хуже.
После этого поехали кататься. Время катилось куда более шустро, чем злополучный «запор» на колесах, предназначенный к передвижению разве что в самой заброшенной сельской местности. Сережа Воронов помнит, как они бросили «Запорожец» около какой-то стены, а потом все вместе очутились в казино. В казино? Или это сон? Сережа Воронов никогда не был в казино, скажем, в отличие от его одноклассника Жени Корнеева, работавшего в московском казино с рыцарским названием «Айвенго». Какое отношение имел доблестный вальтер-скоттовский герой к игорному бизнесу, Сережа Воронов так и не уразумел. Он помнит только огненный силуэт с мечом и щитом, стоявший перед глазами, помнит взмокшие волосы на лбу, шарик рулетки и чей-то насмешливый взгляд, неуютно упиравшийся в спину.
Сережа Воронов окончательно потерял контроль над собой примерно в двенадцать часов ночи… и обрел его от ощущения леденящего холода и крупного озноба во всем теле. Волны этого озноба перекатывались по рукам и ногам, комкая их судорогой, кромсали тело, в котором ярилась и танцевала, как дикарь на поминках своего свирепого вождя, тупая надсадная боль. Сережа поднял голову и увидел, что он лежит на бетонном полу, лицом вниз, и что у его рта собралась небольшая лужица.
При ближайшем рассмотрении оказавшаяся кровью.
Сергей с трудом приподнялся и увидел, что его новый летний пиджак превратился буквально в клочья, а у джинсов одна из штанин залита кровью, а вторая порвана.
Здорово его отделали. Где, кто? И, главное, он ничего не помнит.
Сережа Воронов негромко застонал, потому что почувствовал в голове такую боль, словно ее пронзили вязальной спицей из виска в висок, а потом с садистским наслаждением провернули, как проворачивают над костром вертел с насаженной на него дичью. В этот момент сбоку раздался какой-то неясный шум, потом сдавленное пыхтение и бормотание. Сергей посмотрел туда и увидел, что с земли поднимается Мышкин.
Этот тоже был, как говорится, в лучшем виде — грязный, окровавленный, с разорванной рубашкой. Щетина на небритых щеках (а раньше Воронов ничего такого не замечал!) была перемазана густейшей пылью.
— Что… та-ко-е? — пробормотал Алик. — Ничччо… не понимаю…
Воронов поднял голову и тут же понял, что ни в какой они не в комнате, а просто на бетонной дорожке где-то на улице. Над его головой шумела развесистая крона огромного, с массивной листвой дерева, и сквозь прогалы в ее массиве виднелось ясное звездное предутреннее небо.
Сергей поднялся с земли и, пошатываясь, помог перейти в вертикальное положение и Мышкину.
— В-в-в… холодно, — пролепетал Алик, содрогаясь всем своим длиннющим телом. — Днем такая жарища, а ночью холод, а? Небось потому, что на бетоне лежали. Как думаешь, Сережа?
— Может… и так…
— Выпить бы… пару «стольничков» водочки.
— Допились уж… алкаши чертовы, — грустно сказал Сережа Воронов. — Не успел демобильнуться, уже влип в какой-то пьяный попадос. Интересно, кто нас сюда так… так любезно перенес?