Золотая лодка
Шрифт:
Егор Степанович усмехнулся, встал, прошелся по классу.
Ну почему, почему я не встал полседьмого?
Молча смотрю я на карту — части света, голубые полушария. И прямо передо мной Африка, Египет. Синей корявой змейкой течет, извиваясь, Нил. «Привет тебе, Хапи»…
— Ну что ж, — вздохнул Егор Степанович, — рассказывай то, что знаешь.
…Когда я кончил рассказывать, он подошел к журналу и, низко склонившись, покачал головой:
— Троечка, Гарин.
Хорошо еще, что не двойка. А дома не
Зазвенел звонок, Егор Степанович записал на доске задание и, свернув карту, ушел в учительскую. Началась перемена.
— Выходите из класса! — кричали дежурные. — Выходите!
Кто выходил, кто не выходил — спорили, шумели. Петька Харлашкин стул схватил и поставил его посреди класса.
— Кто перепрыгнет? Никто не прыгал.
— Боишься?! — крикнул мне Петька. И все посмотрели на меня. Люся тоже.
— Кто боится? — закричал я. — Я боюсь?! — и, разбежавшись, прыгнул через стул и вместе со стулом с грохотом полетел к стенке.
Сначала я ударился об стол, потом о подоконник, и трах — в окно… Стекло треснуло.
Ребята вскрикнули и вдруг все разом смолкли. Обернувшись, я увидел Софью Семеновну, нашего завуча. Крепко поджав губы и прищурившись, она смотрела прямо на меня.
— Сколько раз говорилось, — медленно и спокойно начала Софья Семеновна, — сколько раз говорилось, что на переменах все отдыхают в коридоре… — И, вдохнув побольше воздуха, вдруг прокричала: — Что в классе остается только дежурный!..
И все ребята тихо, по одному стали выскальзывать в коридор.
— А ты, Гарин, пойдешь со мной в учительскую.
И мы с Софьей Семеновной пошли в учительскую — впереди Софья Семеновна, я за ней. Мы шли по длинному широкому коридору, и все расступались перед нами; притихшие первоклассники испуганно жались по стенам…
В учительской было шумно: учителя, учительницы, знакомые, незнакомые… В углу, возле вешалки, разговаривал с Антониной Алексеевной Егор Степанович. Он стоял, упираясь указкой в пол, и покручивал глобус.
— Антонина Алексеевна! — Софья Семеновна подвела меня к вешалке. — Полюбуйтесь: ваш Гарин разбил в классе окно.
Антонина Алексеевна — наша классная руководительница.
— Подхожу я к классу, — взволнованно продолжала Софья Семеновна, — так вы знаете — такой грохот, будто потолок обрушился. Да кто же это, спрашивается, в классе через стулья прыгает?! Додумался!
— Эх, Гарин, Гарин, — покачал головой Егор Степанович. Сунул указку под мышку и отошел к столу.
— Ну, Гарин, что будем делать?.. — сердито спросила Антонина Алексеевна. — По географии тройка, замечания, окно разбил…
Я молчал.
— Нужно вызвать родителей, — сказала Софья Семеновна, успокаиваясь. — Кто из ребят живет рядом с тобой?.. Сергеев?
Дверь в учительскую открывалась, закрывалась, снова открывалась. В щель то и дело заглядывали наши ребята.
— Сейчас же отойдите от дверей! — кричала Софья Семеновна, и топот стихал в глубине коридора.
Но через минуту снова появлялись знакомые лица, они улыбались, кивали, успокаивающе подмигивали. Сзади всех испуганно выглядывал Павлик.
Счастливые!.. И я смотрел в коридор, как во время болезни на улицу.
Очень скоро в учительской ко мне привыкли. Все уже знали, что у вешалки стоит Гарин из пятого «А» — окно в классе разбил. Стоит — ну и пусть стоит.
— Прямо не знаю, — говорила Елена Сергеевна, — что мне с Голубевым делать. Ничего не учит. Вот сегодня еще раз спрошу его — посмотрим… — Елена Сергеевна вздохнула и задумалась.
Голубев — это из пятого «Г». Его вызвать собираются, а он там, наверное, носится, ничего не знает…
— Пятый «Г» вообще тяжелый класс, — устало махнула рукой Софья Семеновна.
— Тяжелый, тяжелый… — И все учителя вздохнули.
— Развинтились, — бодро сказал Егор Степанович.
Но тут раздался звонок на урок, и все учителя стали разбирать журналы.
— Вы в пятый «А»?
— Да, да.
— А в «Б» кто?..
Один за другим они выходили из учительской, и в классах становилось все тише, тише… Наконец где-то наверху гулко захлопнулась последняя дверь, и я остался один во всей школе.
Лениво тикали на стене желтые деревянные часы, за высокой дверью с табличкой «Директор» было тихо. В углу под расшатанным стулом белел ящичек с мелом; над стулом висели таблицы — правила правописания. Среди них я узнал и наши.
И все это за вчерашний день, думал я. Очень нужно было в кино идти… Не пошел бы в кино, географию бы выучил, а географию бы выучил, тройки бы не было. Да и через стул, наверное, не прыгнул бы…
А ведь все могло быть иначе. Ну вот началась, значит, перемена… «Кто через стул прыгнет?» — кричит Петька. А я прохожу мимо, и хоть бы что — прямо в коридор. Ну, там, конечно, крик, беготня, Павлик рядом стоит. Мы бы с ним поболтали, ну, я его толкнул, он — меня. Тут и Рябов подскочил: «Здорово вчера, а?» Кино бы вспомнили…
И пошел бы я в класс на урок. И не было бы меня сейчас в учительской. Вот этот стол был бы здесь, и таблицы висели бы, и маятник так же отстукивал, а меня бы здесь не было…
Вот, подумал я, если будет такое время, когда все это плохое пройдет, подзову я к себе Павлика и Рябова, и постоим мы вместе точно так… И ничего мне больше не нужно.
Звонок — и тут же, где-то наверху, с треском распахнулась дверь, за ней вторая, третья… Школа зашумела.
В дверях показались Елена Сергеевна, Антонина Алексеевна, вернулась рассерженная Софья Семеновна; весело помахивая указкой, явился Егор Степанович.