Золотая ловушка
Шрифт:
Позади него на полу лежали две раскрытые коробки с патронами, а пол вокруг усыпали пустые гильзы. На правой руке, на тыльной стороне ладони, там, где его задела пуля, виднелась длинная свежая царапина, из которой сочилась кровь.
Он прищурил глаза — смотреть на слепящее солнце становилось невыносимо, — передвинул свою жвачку поближе к губам и сплюнул. Из-за барьера никто не показывался, они опасались высунуть голову или руку. А потом раздался выстрел, пуля ударила в каменную стену возле окна и с визгом улетела в танцующие жаркие волны.
Он знал, чего они дожидаются. Ведь, в конце концов, он вынужден будет заснуть, однако дело даже не в нем. Апачи дожидались дилижанса. Вчерашний они упустили и не собирались упускать сегодняшний. Уэльс считал, что за скалой прячутся восемь индейцев — вполне достаточно, чтобы захватить дилижанс, в котором едет от силы человека три-четыре, ничем не защищенных.
Из своего окна он мог простреливать пространство до каменного сарая и дальше, до загонов. Лошади стояли в сарае и, следовательно, в безопасности. Индейцы настигли его как раз в тот момент, когда он заводил их туда, и если бы бросились к дому, а не к нему, то отрезали бы путь к отступлению. Его бы давно уже застрелили и сняли бы с него скальп. Одним словом, он давно бы рассчитался с жизнью.
Отстреливаясь из револьвера, он сумел пробиться к дому. В бою ему слегка зацепило бок, зато он уложил двух нападавших. Один из них оказался только ранен, но Уэльс прикончил его, когда тот пытался уползти под прикрытие скалы.
В накрепко закупоренном помещении станции стояла нестерпимая духота. Пот ручьями катился по его лицу, обильно пропитал грязную рубаху. С самого восхода солнца жара в котловине держалась как в преисподней — ни облачка, ни дуновения ветерка.
Уэльсу еще не исполнилось и сорока, однако он выглядел на все пятьдесят, в особенности если не успевал побриться. Ни один год из прожитых им он не мог назвать легким или приятным. Гонял скот, работал кучером на дилижансах, мыл золото на приисках… Его наружность не отличалась особой привлекательностью, а когда он улыбался, что случалось достаточно редко, виднелись желтые обломанные зубы. И черные глаза его, жесткие и непроницаемые, мало чем отличались от глаз апачей, которые сейчас следили за ним из-за каменной кладки в семи — десяти ярдах от него.
Никто не знал его настоящего имени. Когда у него спрашивали, он отвечал, что происходит из Уэльса, так его и стали называть. Имя это годилось здесь не хуже всякого другого. Апачи ненавидели его, боялись и уважали. Им не было никакого дела до его имени.
За те два месяца, что он находился в «Солончаковой котловине», они нападали на него пять раз. Девять воинов погибли во время этих атак, многие получили раны, они потеряли несколько лошадей. Для индейца, который гибок, как змея, и которого так же трудно одолеть, как самого сатану, это означало, что смотритель дорожной станции — воин самого высокого класса. И ему уже вынесли смертный приговор — для тех, кто против него сражался, победить его стало делом чести.
Уэльс окунул палец в воду и провел им по растрескавшимся губам. Ему показалось, что в белой пыли у самого края каменного парапета торчит нога. Тщательно прицелившись, он нажал на спуск. В награду ему раздался истошный вопль и посыпался град пуль. Буря стихла так же быстро, как и возникла.
Он подполз к столу, нашел там вяленое мясо и отрезал себе кусок. Сунув его в рот, вернулся к окну.
Его истрепанная шляпа валялась на полу. Сапоги, побелевшие от соли, занимали свое место в углу под висевшим на крючке плащом. На втором стуле стоял щербатый эмалированный тазик для умывания с налитой вчера водой; теперь она покраснела от крови — он промывал там свою рану.
Медленно протянулся еще час. Уэльс глядел на камни напротив дома. Эти камни представляли собой единственное укрытие на четверть мили в окружности, где могли спрятаться сразу несколько человек. Ни с боков, ни сзади не было скрытого подхода — во все стороны, насколько хватало глаз, простиралась плоская солончаковая равнина.
Перед дорожной станцией, приблизительно на расстоянии мили, тянулись ряды скалистых выступов — предгорья более высокого горного массива, расположенного дальше. В качестве временного укрытия индейцы использовали узкую цепочку редко разбросанных камней, которая обрывалась на некотором расстоянии от здания станции. С этого места, для того чтобы приблизиться на расстояние выстрела, им приходилось, перебегая от камня к камню, добираться до естественной каменной стены, созданной самой природой, и уж тогда ничто не мешало им залечь и выжидать сколько угодно дней, время от времени поливая домик огнем.
От недостатка воды они не страдали. В этих предгорьях, примерно на расстоянии мили, находился хороший источник лишь слегка солоноватой воды, гораздо лучше той, которую доставали из колодца на станции. Уэльсу удалось убить волка, когда тот отправился за водой. Но вообще-то это была неверная цель — мелькнет на мгновение, и вот его уже не видно.
Времени у него уже почти не оставалось. Он это видел, когда бросал взгляд на воду в ведре. И все-таки он знал, что там еще останется вода, когда его собственный срок на этой земле истечет. Этот момент наступит тогда, когда дилижанс подъедет к станции. Если он остановится между ним и индейцами, они используют карету в качестве прикрытия от его выстрелов и подберутся поближе, расстреливая к тому же и сам дилижанс.
Они знали, так же как и он сам, что ждать оставалось недолго. Это заставляло их быть осторожными. Стоит еще немного потерпеть, и они начнут действовать. Уэльс мог, конечно, дать несколько выстрелов, чтобы предупредить кучера и пассажиров, но они услышат его, только подъехав достаточно близко и находясь на открытом пространстве, — разве что ветер окажется благоприятным.
Получив предупреждение, они могут повернуть назад и умчаться, однако по такой жаре с усталыми лошадьми это им вряд ли удастся. А вот ему в любом случае конец, независимо от того, спасутся они или нет.
И вдруг его налитые кровью глаза прищурились. А потом широко раскрылись — ему пришла в голову блестящая мысль.
В нескольких футах позади каменной стены лежал огромный валун, плоской стороной обращенный к дому. Подняв ружье, Уэльс прицелился и выстрелил прямо в эту плоскую поверхность.
Испуганный вопль подтвердил его догадку. Он выстрелил еще три раза подряд, едва успевая спускать курок. Издав пронзительный крик, один из индейцев, которого поразила отрикошетившая пуля, поднялся во весь рост, и Уэльс снова выстрелил. Индеец упал, опрокинувшись животом на стену, и его немедленно стащили вниз.
Посмеиваясь, Уэльс перезарядил ружье и снова послал пулю в камень. Один из апачей вскочил на ноги и бросился в сторону предгорий, надеясь по дороге где-нибудь спрятаться. Уэльс дал ему уйти. Его устраивало, что за балюстрадой стало одним стрелком меньше. Затем сбежал второй индеец. Уэльс выстрелил в камень еще два раза, а после этого спокойно лежал и смотрел слезящимися глазами на бескрайнюю белую пустыню.
Время тянулось бесконечно медленно. Прошел еще час беспощадной жары и слепящего блеска. Высоко в небе лениво кружили орлы-стервятники. Пристроив ружье так, чтобы его дуло опиралось на подоконник, Уэльс прислонился головой к стене возле окна. Вскоре он задремал, время от времени просыпаясь, чтобы бросить взгляд в сторону барьера. Возможно, они ушли. Или нет? Он знал повадки этих апачей. Один раз он попытался сделать глоток воды, но проглотить не смог, и ему только еще больше захотелось пить. Попробовал выстрелить в камень, однако ответных выстрелов не последовало. Сделав перерыв, выстрелил еще раз. Молчание. Молчание и зной.