Золотая медаль
Шрифт:
Надо было выучить творчество Леси Украинки. Это можно было бы сделать, пользуясь учебником и произведениями писательницы. Тем не менее девушка хотела выйти за пределы учебной программы. Ей хотелось проследить, как влияла на творчество Леси Украинки русская литература, в частности Пушкин, Некрасов, Горький…
За стеной обозвалось радио. Что-то произнес голос диктора, потом заиграла музыка.
Марийка сжала виска кулаками. Скоро она и в самом деле заставила себя забыть все окружающее и вникнуть в работу. Лесю Украинку глубоко волновали произведения Горького!..
Тихо
И снова другие мотивы, другие звуки вплетаются в музыку стиха. Слышишь, Мавка, как сладко играет Лукашева свирель?..
Учительнице украинской литературы Надежде Филипповне было, наверное, не больше сорока пяти лет, но в ее волосах была совсем седая прядь. Издалека казалось, что над ее лбом лежит снеговая полоска.
Надежда Филипповна приехала из другого города, школьники ее еще хорошо не знали, и Марийке было известно лишь, что эта женщина поседела после того, как во время Великой Отечественной войны трагически погибла ее семья. Об этом где-то узнала Юля Жукова и рассказала подругам.
Свои уроки учительница проводила с заметным волнением, и класс не сразу понял, что это волнение — от большой любви к литературе, к художественному слову. Но ученики сразу ощутили, что новая учительница очень требовательна и держит себя «с официальным холодком», как высказалась Нина Коробейник. (Именно этого «холодка» и опасалась Нина, когда обратилась за литературным советом не к Надежде Филипповны, а к классному руководителю).
Марийка Полищук была чуткой и впечатлительной девушкой. Седая прядь в волосах учительницы невольно вызывала в ее воображении страшные картины минувшей войны. Рисовалась Надежда Филипповна простоволосой, с черным платком в руках, на руинах дома, где погибли ее муж и дети. Ветер ерошит волосы, а женщина блуждает от одного каменного нагромождения к другому, отыскивая следы своих родных…
С Ниной Марийка даже поспорила.
— То, что ты зовешь «официальным холодком», — обычная суровость человека, который утратил самое дорогое, — доказывала Марийка. — Это не холодок, а глубоко затаенная боль.
Сегодня первый урок по украинской литературе, и именно перед его началом произошла неприятная история. Надежда Филипповна вошла в класс так тихо и незаметно, что ее увидели только тогда, когда она уже подходила к столу. Хотя звонок уже прозвенел, ученики еще не были на своих местах, в классе стояли шум, гам, смех…
Учительница глянула на класс и, вдруг развернувшись, пошла к двери.
Все произошло за какую-то минуту. Шум начал быстро стихать. Еще миг — и Надежда Филипповна вышла бы из класса. Но Нина Коробейник сорвалась из-за парты и подбежала к учительнице.
— Надежда Филипповна, — проговорила она громко, запинаясь от волнения, — вы обиделись? Извините нам, мы виноваты! Поверьте, это большее никогда не повторится!
Все почувствовали, как учительница тяжело вздохнула, глянула на Нину и рукой взялась за косяк, словно хотела опереться.
— Хорошо, — сказала она, — это никогда не повторится… Спасибо.
Она медленно подошла к столу и развернула журнал.
Стояла глубокая тишина — это «спасибо» взволновало класс. Учительница еще и благодарила — за что? Многие ученики не смели глянуть ей в глаза.
Нина ощутила, как сердце ее сжалось, и будто впервые увидела седую прядь на голове учительницы. Она была совсем белой, как серебряная изморозь.
Надежда Филипповна молча смотрела на класс, и неожиданно широкая улыбка осветила ее лицо. Словно ничего не случилось, спросила:
— Кто не выучил урок?
Все молчали.
— Я спрашиваю, — говорила она, — чтобы случайно не вызвать того, кто не выучил урок. Я это говорю вполне серьезно. Не хочется навлекать позор на такого ученика перед всем классом. Да и мне не придется за него краснеть.
Она помолчала. По классу промелькнул шелест, и снова все стихло.
— Хорошо, — сказала учительница. — Все выучили. Я рада за вас.
Встала Юля Жукова:
— Надежда Филипповна, а у нас при таком условии не разведутся бездельники? Это, значит, и двоек теперь ни у кого не будет?
— Понимаю вас, — серьезно промолвила учительница. — Но я учитываю, что это — десятый класс, выпускной, люди вы — сознательные. И потом — тот, кто не выучит сегодня, должен будет вместе с новым материалом ответить мне и прошлые задания. И в конце концов, выучить урок можно по-разному: на пятерку и на тройку. А кое-кому лишь может показаться, что он выучил…
Первой она вызвала Марию Полищук. «Так и знала, как предчувствовала», — мелькнула у нее мысль.
Марийка сама втайне удивлялась, с каким подъемом вышла отвечать урок. Она ощущала острую потребность высказаться перед всем классом, рассказать все то, о чем узнала сегодня утром, сидя над книжками. И если бы кто-то сказал Марийке, что ее подъем — всего лишь от уверенности в себе, так как выучила урок, хорошо справилась с домашним заданием, то ученица, наверное, запротестовала бы. Разве можно было назвать домашним заданием или обычным уроком ту глубокую и напряженную работу, которую она проделала?
Надежда Филипповна села за стол, подперла подбородок кулаками и приготовилась слушать. Но уже скоро заинтересованно повернула к Марийке голову, ее брови поднялись от приятной неожиданности. Так ей еще никто в этом классе не отвечал. Учительница сразу ощутила, что ученица не только с блеском усвоила урок. Нет, она рассказывала не языком учебника, а собственными взволнованными словами о том, что, наверное, передумала сама, что вычитала из других книг, и из ее рассказа обрисовывался полный очарования, живой образ писательницы — мужественной женщины, борца…