По замёрзшей землеВорох листьев опавших,Враз жестянками ставших,Несёт ветер во мгле.Где-то пёс заскулил.Луна тучей закрыта.Копна в поле забыта —Её дождик залил.Вдалеке впередиСвет мерцает в избушках:Спать мне в ночь на подушках —Полпути позади.
«Изумрудом отливает озимь у леска…»
Изумрудом отливает озимь у леска,Мимо едешь и посмотришь – вмиг уйдёт тоска.Не сравнить газон английский с полем зимнейржи —Если есть такой образчик, – ты мне покажи.Озимь глаз ласкает хлебопашца до слезы,Труд его весьма велик, а благо же – в разы.Поле-полюшко озимое, крепись, держись!Пахарь не оставит без забот тебя ни в жизнь.
Маме
в Прощёное воскресенье
Ты одна мне помощь и отрада,Ты одна мне несказанный свет.Сергей ЕСЕНИН, «Письмо матери»
Мама, мной Тебе не отдан долг —Поздно, поздно взял я это в толк —За Твоё рождение меня,Третьего за первыми двумя.Нас, детей, растила Ты одна,Не было покоя и ни снаОт гнетущих дум, святых забот —Дел на каждый день и круглый год.Видели мы, Мама, грусть Твою,Слёзы у бесхлебья на краю,Но ни голод и ни тягот гнётСердце не сковали, словно лёд.Мы Тобой гордились трое все —Светлой славой о души красе,Чести и достоинстве Твоих,Стойкости, хватившей на троих.Помню, Мама, рук Твоих тепло,Сердце доброе Твоё влекло,Нежность, чуткость – было всё в Тебе,Что светило и в моей судьбе.Жили старшие с Тобой в селе,Вспоминала с грустью обо мне —Знал из писем-ласточек о том,В отпуск мчался только в отчий дом.С распростёртыми руками ТыМне навстречу шла от суеты,Радость светом полнила глаза,По щеке катилася слеза.Редко мы встречались – раз в году,Помню этих лет я череду.Звал к себе на жительство – не шла,Так и жизни зимушка пришла…Мама, Ты прости, что я не смогВесь сполна отдать сыновний долг.Рад, что знала Ты – Тебя любилИ желаньем новой встречи жил.
Алексей Дмитриев
Москва
От Страстной пятницы до Светлой Седмицы
На камне живом исторический храм,колеблемый здесь и незыблемый там.Воздушные замки разрушат года,лишь вечный алмаз не подточит вода.Здесь царственный лев, и жертвенный вол,священный огонь окружает престол,и лишь тяготенье напомнит о том,что чувство шестое дается крестом.Очистится дух, покаяньем горя,и воздух из горнего легок и нов,где пламень возносит к подножью Царяпобедную песнь четырех языков.За левым плечом в возвышении днастоит пустота. Остается однаусталость от мелких и суетных дум,то Ангел меняет измученный ум.Земные рабы пробудиться смоглимолитвой Того, Кто уходит с Земли.Блистает престол, и клубится пред нимзлатого кадила серебряный дым.И в тени предсмертной надежда свята —нездешнего светлого неба врата.В незримую вечность иконы окнооткрыто. Осталось желанье одно —души океан от волненья избавить,и временем движет воздушная память,где звездами и тишиною отмечен,во храм уплывет исчезающий вечер.Тяжелые тени отброшены прочь,пространство погоста вторгается в ночь.Сомненье не тронет незримой рукойСубботы Великой прохладный покой.Из сердца изымет тревоги иглу,в ничто обращая уныния мглу.Дрожащее пламя в звенящей ночи,горение красной пасхальной свечи.Субботний закат упоительно тих,где в сердце низводит надмысленный стихпредвечный Владыка таинственных лир,из хлада зимы поднимающий мир.Зажжен с четырех поднебесных сторонбагряным огнем торжествующий звон —воскресшее солнце пасхальной весныво тьме освещает пустынные сны.Исходит из храма и движется прочьот легкого звона в безлунную ночь,храня от огня обезличенный град,молитвы вечерней густой ароматв невидимый свет, что царит искони.Вечерние звезды прохладны. Однихваленья возносят свечные огнии светлой седмицы прекрасные дни.
Предчувствие
Я не служу верховной касте,но к опрощению готов.Угар зимы культуру застит,а в круговерти городовнесется вскачь органный зовна скакуне белесой масти,где блуд финансовых тузови власти, что стремиться к власти.Иной – плывущий по весне,в часах иконных предстояний,где грезит солнце в полуснеогнями северных сияний.
«Религия – храмы, обряды…»
Религия – храмы, обряды,а вера – вопль молящий, из тела с крестомпри разрыве снаряда.
Причастие
Незримый огонь, эмпирический видводы
и вина, и насущного хлеба.И в воздухе память о прошлом хранитдве тысячи лет освященное небо.
Ночь
Уснувшему солнцу, вполголоса вторя,луна шелестит по поверхности моря.
Селена
Я с детства не слышал мелодию ту.Дыша тишиною, бетховенский ветерсеребряным светом колышет листвуи движет по ночи сонаты сонеты.
Молитва
Пошли в мое сердце божественный мир,из духа изми смертоносные рифы.Душа – это нота таинственных лири слово небожье, живущее рифмой.
Отдохновение
Июля жаркая неделя.Шурша в листве берез и кленов,плывет по улицам зеленымуснувший ветер из апреля.Не бред, безумие и теменьстихов засеянное поле,и в поэтическом запоеиз жизни вышедшее время.
Ирина Завадская-Валла
Санкт-Петербург – Мандельё, Франция
Мы опять в пути – наш попутчик – Осень
Мы опять в пути/ – берега напротив. /И опять желтит/ листопадом осень./ Но еще сентябрь —/ не остыло солнце, Строчки-паруса/ из под пальцев вскользь /и… к мачте на руке /от плеча к запястью,/не коснулся мысли/ветер-бриз участьем./И плывут вразброс/ по воде, как листья:/слово, шёпот, вздох /вёсел трепет, искры.
Ты не думай, это так… Нет, не жалобы. Губы высушил осен —ний пожар.А душе – пух небесный прохладный бы и хрустящие тропин —ки под шаг.Тишины бы ей – душе, больше нечего пожелать, а дальше —выше подъём.Слава богу, что жива, не калечена. Пусть устала, но об этом —потом.Убежать из столетнего города, где от лиц не осталось следа,от бессонницы горячего морока, от толпищ, что снуют вникуда.Поспешить… Как когда-то пристанище находили богомольцыв скитах,отыщу. И ты, поверь, я не жалуюсь. Жизнь к исходу. Всё дру —гое – пустяк.Сквозь жалюзи гармошки шорох листьев, солнце световым по —током сквозь:осени последние усилия рассказать о том, что не сбылось.Мне напомнить явное как небыль: Апеннин дымящийсякаприз,как Атлантов толпы – плечи в небо, облаков плывущий снеж —ный бриз.Легкость мне напомнить ту, что тело обретало и летело сквозьвремя и пространство, и хотело раствориться в поднебесьегрез;слиться во единое с дыханьем ветра, сосен, колкого ковра,стелющего теплой данью хвою п'oд ноги, как будто говоря:«Осторожно, бережно, тревожась, всматривайся, думай, лепе —чи.Как безгрешному младенцу в ложе мысли свои к Богу обрати.Не печаль себя необоримым, день пришедший век благодари.С легким сердцем, чутким и ранимым все подарки осенихрани»И опять сумасшедшая осень, и опять у стихов я в плену —утра раннего снова бессонница меня лечит от снов наяву.Вдруг дарует прохладу отечества, наполняет дыханием дум…только в них мне дозволено встретиться с сентябрём тем,который люблю:с петербургской бескрайностью парков, с перепутанно —стью аллей,с разноцветием листьев падающих, с грустью долгих рядовтополейобнажённых… Иду их садом, не спеша многорукой Невой;не дыша – длю шаги – на Елагин мост второй – здесь идти невпервой.И знакомым до боли, до крика – этим воздухом прелой листвывновь дышу… Слышу: «Ну-ка, Иринка, побежали вперегонки»Мчусь-лечу я быстрее чем ветер, и уже предо мною фасадстен Дворца… Со ступеней навстречу Львы, что каменныйшар меж лапдержат вот уже два столетия… Я на спинах надёжных ихвосседала когда-то в детстве, им шептала: «Давайте дружить».И, когда неожиданный дождик проливался на Масляный луг,Трав некошеных блеск под солнцем изумрудною магией дугвыгибался, качался, смеялся, звал, манил и, казалось, бежал…Звуки дивные давнего вальса слышу вновь, закрывая глаза…Вот опять долгожданная осень и опять у стихов я в плену…Я ещё не проснулась… Так хочется сон продлить. Но, увы, немогу…Кислый вкус винограда у поздних моих земляник.Кислый вкус у вина… И в закрытой квартире прогоркломасло тёмно-густое из чёрных чудесных оливв той бутыли, забытой на кухне под солнечным оком.Сладкий вкус лишь у памяти той, что от самых начал,позабытый за годы… Но осенью сквозь непогодывдруг прольёт бабье лето крепчайшей наливки рябиновой вчай,с припасённой на случай травой – полевой прошлогоднею.Но и он не уймёт – вкус потерь всё острей —боль в груди, столь привычную мне-одиночке.Горький вкус на губах… Плотно заперта дверь —чай давно уж допит. Только осень на листточку слёз и потерь проставлять не желает,земляничины нижет на стебель продолжением из многоточий.Пью, читая навзрыд…Ночь не спит. Ночь беззвучна. Бредит, бродит, болит.Перламутровой раковинкой в складках шёлка луна…Далеко-далеко кто-то где-то любимой дыханье храни.Говорю: «Пусть так будет, пусть счастлива будет она!»Ночь рассыпала звёзды – драгоценных камнейпереливы сверкают и вдруг прячутся в смутные волны,облаков набегающих – кисть – ладонь всё нежнеепо воде тёмно-серой, окунаясь в густеющий чёрный.Ночь почти за чертой – глухо отзвуком в пропасть летит ипоёт.