Золотая планета. Тетралогия
Шрифт:
— С этого места подробнее! — оживился я. — С "сильнее" и с "мордобоя".
Губки Паулы довольно вытянулись.
— Я занималась, с детства. Восточными единоборствами. Очень серьезно, с лучшими тренерами, мне нравилось. — В ее голосе я почувствовал гордость. — А еще занималась контрас, любила побегать и пострелять. Мне дядя даже купил и подарил клуб, в котором я занималась.
— Здорово! — вырвалось у меня. Я про клуб, конечно, но она поняла по своему и покачала головой:
— В Империи не очень. Это же не милитаризованная Венера, у нас всё не так. Тетка вообще слюной
— Но он не запретил.
— Естественно. — Усмешка. — Чем-то же нужно было меня занять? И тетка смирилась. Правда, подозреваю, смирилась только потому, что я — полукровка. Дескать, нищебродному быдлу все можно, даже это.
Тут уж кулаки сжал я, что не осталось незамеченным для Паулы, которая довольно ухмыльнулась.
— Ты же говорила, среди знати занимаются все? — спросил я. — Почему ж она была против?
— Заниматься-то занимаются. Но никто профессионально. А я выступала. "Показушничала". Завоевывала призы. А это недостойно настоящей аристократии, и тем более девушки. Особенно девушки! — Грустная усмешка.
— Итак, эти два демона с ангельскими личиками, — продолжила она, — мои кузены, попытались проучить меня, "безродную потаскушку", поставить на место. Но я им дала понять, что они затеяли это зря. Била не жалеючи. А после их наказал дядя. Он объяснил, что я — их сестра, и если они будут обижать собственную сестру, то бедные они будут. Он лишит их наследства, как последних дегенератов. Семья — это святое.
Я помнил выдержки из книжицы про аристократию. Да, для них семья — не пустой звук. К сожалению.
— А они?
— Разумеется, ничего не поняли! — Паула фыркнула. — Но отныне выступить против меня в открытую не решались. А ненависти, желания напакостить мне, в них только прибавилось. Эти подонки посчитали, это я во всем виновата, что их наказали. И искали способ отомстить так, чтобы им самим не попало.
— Нашли? — усмехнулся я.
Паула опустила голову.
— Мне исполнилось пятнадцать, и меня начали таскать по балам и раутам. В пятнадцать в семьях начинают подыскивать пару, искать возможных супругов, и дядя, несмотря на испорченную кровь и неизвестного отца, хотел выгодно меня "продать". Причем достойным людям — дядя все-таки любил меня. Единственный в нашей дурацкой семейке, кто меня любил! — она вновь сорвалась на эмоции.
— Ты не сожалеешь об этом, — заметил я.
Она покачала головой.
— Это жизнь, Хуан. Закон жизни. НАШЕЙ жизни. Повторюсь, для всех я была… И есть аристократка. Хоть и не самого лучшего пошиба. А семья мужа — это щит, это крепость, где меня бы никто не обидел. Меня готовили к этой мысли с детства, я не боялась этого. Но то, что сделали кузены с теткой… — Она вновь покачала головой.
— Понизили твои акции? — предположил я.
— Обрушили! Если до этого меня дразнили только дома, то теперь я превратилась во всеобщее посмешище. Я стала белой вороной, которую никто не выгоняет из опасения гнева дяди, но разговаривать с которой — не уважать себя. Полукровка. Плебейка. Нищенка.
Надо мной смеялись, Хуан. За моей спиной, но в открытую. Показывали вслед пальцами. И я ничего не могла этому противопоставить! Совсем ничего! От меня начали отворачиваться даже те, кто общался и дружил со мной всю жизнь, еще со времен Пуэрто-ла-Крус…
— …Как же я их ненавижу, Хуан! — закричала она. — Всех их, этих долбанных аристократов!.. — на ее лице проступила гримаса отчаяния.
— И ты не выдержала, — вновь предположил я. — Кого-то избила.
Я оказался прав, ответом мне стал тяжелый вздох.
— Да. Двух дружков этих сволочей кузенов. Которых они подзюзили поиздеваться надо мной. А те подвыпили и… Ну, я им и…
— А потом?
— Потом приехал дядя и наказал меня. Дескать, моя выходка чуть не стоила нашей семье потери дружбы с другой влиятельной семьей, из которой был один из моих обидчиков.
— Как я понимаю, это был не единичный случай? — продолжил я разговор, похожий на дознание. Или исповедь.
— Да. — Паула кивнула. — Но второй произошел не скоро. Я плюнула на светские мероприятия и с головой ушла в занятия. Занималась до изнеможения. И на соревнованиях в Баркисименто, на кубке Венесуэлы, заняла четвертое место среди юниоров. Это много для полумиллиардной Венесуэлы, Хуан! Очень много!
При этих словах внутри меня что-то ёкнуло. Deja vu, блин!
— Да и наша команда по контрас пробилась-таки во вторую региональную лигу. Туда меня уже не взяли — возраст — но стрелять с обеих рук я научилась.
А потом… — Снова вздох — …Дядя вновь затребовал меня к себе и снова попытался "продать". Потащил на очередной бал. Я не стала долго ждать, и сразу же дала в морду одному из парней из окружения кузенов, сказавшего обо мне вслух что-то непристойное.
— И дядя вновь тебя наказал, — понял я, поразившись ее злоключениям. Действительно, не позавидуешь.
Кивок.
— Мы долго ругались, ссорились, но он был непреклонен. Говорил, что это я во всем виновата. Ставлю на первое место свою гордость, не думаю об интересах семьи. Подставляю его. Я объясняла, но он не хотел слушать. Он вообще к этому моменту изменил обо мне мнение не в лучшую сторону.
— Рука тети?
— А чья ж еще! — Усмешка. — Она таки промыла ему мозги, дядя начал относиться ко мне с раздражением. С каждым днем все более и более. Он посадил меня под замок, и я решила, что справедливости ждать не стоит. Решила плюнуть и на него, и на высший свет, и пытаться жить самой. Своей жизнью. И сбежала.
Повисла пауза. На лице моей собеседницы заиграла грустная улыбка.
— Полиция ссадила меня с поезда на границе Никарагуа и Коста-Рики, я даже до Северных территорий [16] не доехала, не говоря о Северной Америке. А через час я стояла в кабинете дяди, пред его грозными очами.
— Сильно досталось? — усмехнулся я.
Она съежилась, по лицу пробежала рябь, и я посчитал за лучшее не уточнять.
— После этого он стал относиться ко мне откровенно враждебно. Эти же демоны будто ждали момента, и вновь несколько раз меня подставили.