Золотая подкова (сборник)
Шрифт:
— Тогда и смысла нет уходить. И здесь заработки хорошие.
Клычли задумался. Он даже голову склонил на бок, словно прислушивался к какому-то тайному голосу, который подсказывал ему слова, какими можно было бы объяснить председателю истинную цель отъезда на канал.
— Как бы тебе сказать, Вели-ага, чтобы ты понял нас, — медленно подбирая слова, начал Клычли. — Ты знаешь, что есть рыба, которая любит тихую заводь, прекрасно в ней живет и никуда из нее не рвется. Но есть другая рыба. Она любит быстрину. Такая рыба для тихой заводи не годится. Она погибает в ней.
— Значит, на быстрину захотели? — принимая лукавый вид, спросил Дурдыев. —
— Твоя быстрина здесь, Вели-ага, в колхозе, — весело, в тон председателю ответил Клычли.
— А твоя? Я еще как-то могу понять Байрамгельды: он молод, жизнь для него, как говорится, впереди. Ну, а ты? Немолодой ведь! До сорока, наверно, уже немного осталось. Работал бы себе потихоньку в колхозе и был бы счастлив. Нет! И ты туда же, за молодым… Байрамгельды, а ну-ка, давай твое заявление…
Наложив на нем соответствующую резолюцию, Вели-ага вернул заявление и, обращаясь к Аширову, сказал:
— А ты, Клычли, малость погоди. Всех отпустить сразу не могу. Будьте здоровы!
Друзья вышли из кабинета и им стало не по себе от этой встречи с башлыком, поломавшим им план а совместном отъезде на стройку. Настроение у обоих было невеселое.
Перед отъездом Байрамгельды пригласил Клычли на прощальный ужин.
К этому вечеру Огульмайса готовилась целый день пекла, варила, жарила…
Вечером, как только стемнело, пришел Клычли.
Так плотно и с таким аппетитом, как сегодня, на проводах Байрамгельды, он, пожалуй, не ел уже давно. От съеденной пищи и выпитого чая ему трудно стало дышать, неудобно сидеть. Он уже и ложился на спину, на бок, на живот — и все не мог устроиться как следует. Заметив страдания гостя, Байрамгельды подбросил ему пару подушек. Положив подушки друг на друга, Клычли обхватил их руками и навалился грудью. Теперь он чувствовал себя, как говорится, наверху блаженства и был бы не против пофилософствовать о чем-нибудь важном, глубокомысленном. Он счел, что самой подходящей для данного момента будет тема разлуки и начал быстро ее развивать с таким расчетом, чтобы своими рассуждениями хоть немного подсластить горький привкус расставания своего друга о молодой женой.
— Есть, Байрам, такие понятия, в которых заключено непримиримое противоречие, — начал Клычли и посмотрел на друга сквозь узкие щелки своих полуприкрытых глаз. — Возьмем, к примеру, такое понятие, как разлука. Хорошо это или плохо? Многие страшатся ее, как огня, и считают чуть ли не самым ужасным бедствием. — Клычли мельком глянул на Огульмайсу, сидевшую рядом с мужем. — Да, считают разлуку чуть ли не самым страшным бедствием, — повторил свою мысль Клычли и в глазах его появилось дружеское благодушие. — Но есть люди, для которых разлука — это благо. И счастливы они, когда настает для них такая пора. Возможно, тут правы и те и другие — судить об этом я не берусь, потому что жизнь — это сложная штука.
Но представьте себе такую вещь: вдруг на земле не стало бы ветра. Какой тяжелой была бы атмосфере, как тяжело было бы дышать и жить. Человек задохнулся бы, наверно, от грязного воздуха, от разных вредных испарений. А ведь разлука, по-моему, это тоже ветер, который хорошо очищает атмосферу человеческих отношений, делает их теплее, радостней, крепче. К сожалению, люди, долго живущие под одной крышей, со временем надоедают друг другу. Начинаются ссоры, скандалы, и смотришь — дело чуть до развода не доходит. И даже не верится, что такое происходит между людьми, когда-то горячо любившими друг друга. А происходит… — Клычли сделал небольшую паузу.
Слушая Клычли, Байрамгельды улыбался и посматривал на жену: гляди, мол, как он старается… и все ради нас. Вот это настоящий друг. Скромная, едва заметная улыбка иногда озаряла и ее лицо.
— А вы, Клычли-ага, тоже едите на стройку? — спросила чуть слышно Огульмайса и залилась румянцем.
— Нет, дочка, пока не еду, — ответил Клычли. — Башлык не пустил. А то разве я бы остался!..
— Ничего, яшули [5] . Не тужи, — успокаивал его Байрамгельды. — Приедешь и ты.
5
Яшули — уважаемый.
Но успокоить его не удалось. Посидев еще немного, он собрался и ушел все в том же грустном настроении.
На рассвете, попрощавшись с женой, с отцом и матерью, Байрамгельды вышел из дома и пошагал вдоль извилистой улицы с небольшим стареньким чемоданом в руке. Маиса стояла возле дома и, пригорюнившись, долго смотрела вслед мужу, пока он не скрылся из виду. Клычли проводил его до Мары а стоял на перроне до тех пор, пока не ушел поезд.
На стройку Байрамгельды приехал из Душака на попутной машине, вечером. Это был самый передовой участок третьей очереди Каракумского канала.
На ровном такыре длинной цепочкой стояли полевые вагончики. Земля гудела. К северу от вагончиков слышался свирепый рокот моторов, скрежет и лязганье металла. Там же из стороны в сторону метались огни бульдозерных фар. Они то исчезали совсем, то неожиданно появлялись снова, ослепляя мощным потоком света.
Байрамгельды зашел в ярко освещенный вагончик, над которым упруго трепетал кумачовый флажок. В нем было многолюдно и сильно накурено. За одним из столов сидел начальник участка Аннамурад Аннакурбанов, молодой, круглолицый парень с темно-русым густым ежиком волос на голове. Байрамгельды представился, присел к столу и коротко рассказал о себе. Беседуя с Аннакурбановым, он все думал о том, как молод начальник участка, что они наверняка ровесники.
— Хорошо. Оформляйтесь и приступайте к работе, — сказал на прощание Аннакурбанов. И тут же обратился к невысокому мужчине средних лет с продолговатым лицом и голубыми глазами.
— Александр Иванович, устройте, пожалуйста, вот этого товарища в домик к Карасеву.
— Как тебя зовут? — спросил Александр Иванович новичка.
— Байрамгельды Курбан.
— А моя фамилия Антипов. Я — механик участка.
Домик был заставлен высокими двухъярусными койками. На нижних ярусах лежали молодые обитатели домика. Одним из них был Николай. Карасев — рыжеволосый, белотелый здоровяк. Другой — Аманмухаммед Атаев. Он тоже был молод, небольшого роста, худощавый и черный, как жук. Заслышав на крыльае шаги, а затем и голоса, они приподнялись на постелях, а когда увидели Антипова и Байрамгельды, соскочили с кроватей и стали в промежутке между стеной и койками.