Шрифт:
Глава 1
Энди из Ольхового ущелья
Синопа, мой ручной лисенок, просунул свой влажный черный холодный нос мне под подбородок и разбудил меня.
– Уйди! У тебя полно еды, – пробормотал я, но он все больше жался ко мне, царапал мою грудь и настойчиво урчал, заставляя меня встать и поиграть с ним.
Я лег спать на скамье, стоявшей в торговом зале, положив под голову свернутую бизонью шкуру, и проспал, по всей видимости, несколько часов, потому что, судя по солнечным
– Синопа, ты ведь знаешь, что у меня полно работы, почему ты так долго позволил мне спать? – спросил я, и в ответ он облизнул мне лицо своим влажным языком.
Я делал каркас для кожаной лодки и собирался закончить эту работу. Я упорно работал все утро и собирался продолжить после торопливо съеденного обеда, но теплый тихий июльский день решил за меня. В тот день на посту я был один: мой отец вместе с Одиноким Бизоном, его женой Апаки и их сыном, Черной Выдрой, ушли вниз по долине, чтобы добыть двух или трех жирных бизоних. Их вигвам стоял справа от нашего поста, состоявшего из пяти комнат, и рядом стоял вигвам отца Одинокого Бизона, Говорящего С Бизоном, и двух его старых жен.
Старый Говорящий С Бизоном был сильным шаманом, или жрецом Солнца, владевшим священной трубкой Выдры, поэтому на его вигваме были нарисованы желтые выдры. Я слышал, как он пел свои священные песни, когда, с Синопой на руках, поднялся с лежанки и вышел наружу. Синопа спрыгнул на землю и стал бегать вокруг меня, касаясь лапой моих коленей, но сейчас мне совершенно не хотелось с ним играть, как и продолжать работу над лодкой. Я взял подзорную трубу с полки над лежанкой, снова вышел из комнаты и сел на скамейку, пристроенную к бревенчатой стене поста, чтобы заняться тем, от чего никогда не уставал – рассматривать животных, пасущихся по берегам прекрасного озера, тянувшегося на юг, и по утесам и склонам высоких гор, поднимавшихся по обеим его берегам. Таким образом я многое узнал о том, где обитают лоси, вапити, олени, толстороги, козероги и медведи, которых там было множество.
Да. Но первым делом я посмотрел на жилище Энди – маленькую бревенчатую хижину, прилепившуюся к склону горы в трех милях выше, на западном берегу озера. Энди Нолан постоянно занимал наши мысли; он вызывал большой беспокойство у нас с отцом. Он был старым шахтером, который появился у нас больным, умирающим от воспаления легких, и мы ухаживали за ним до тех пор, пока он не оправился. Потом он стал настаивать на том, чтобы построить хижину на горном склоне, где, как он верил, он нашел многообещающую жилу золотоносного кварца. Мы возражали, говоря, что золота у него и так достаточно и нет ему нужды снова копаться в земле, и что мы будем рады, если он останется с нами, или же мы сможет отвезти его в форт Бентон, где в отеле Оверденд он найдет хорошую компанию.
Его ответ был кратким и категоричным:
– Горное дело – единственное, что мне нужно. Я уверен, что оно там есть. Я хочу подняться и посмотреть обнажения, и, черт побери, я туда пойду!
Так что мы помогли ему построить хижину, или, точнее, построили ее для него, и помогли ему туда перебраться и перевезти его вещи, потому что сам он не мог ни нагрузить своих вьючных лошадей, ни даже сесть в седло без посторонней помощи из-за ревматизма в коленях. Потом мы его оставили, но сказали, что, если ему понадобится помощь, он должен повесить посудное полотенце на стене хижины, с западной стороны от двери.
Так что теперь мы каждый день – утром, днем и вечером, а иногда и чаще –
В то утро я больше обычного волновался за старика, потому что самого его не видел, даже дыма над его очагом, и я с полдюжины раз пытался его высмотреть. Нигде его не было. Более того, взглянув на хижину на рассвете, в первый раз, я заметил, что ее дверь открыта, что было необычным – редко бывало, что он вставал и открывал дверь раньше семи часов. Я хотел сразу отправиться туда, чтобы посмотреть, не заболел ли он, но все лошади были с индейцами где-то ниже по долине, а я не мог за ними пойти. Возвращающиеся охотники должны были, как обычно, привести их на ночь, и только тогда я смог бы оседлать одну из них и отправиться вверх.
Я много раз смотрел на хижину в течение нескольких следующих часов, а потом пошел к Говорящему С Бизоном, чтобы отдохнуть. Он предложил мне сесть на свою лежанку, слева от него, и сказал:
– Наши охотники скоро вернутся. Я надеюсь, что они принесут много жирного мяса бизонихи, да, и языки. Мне так хочется жареного языка.
– Я бы тоже сидел спокойно и ждал охотников, если бы не беспокоился о Белой Голове. Хотя я много раз смотрел на его хижину в свой далеко видящий прибор, я его не видел, не видел и дыма над его очагом, и на рассвете дверь его хижины была открыта, и она открыта до сих пор, – ответил я.
– Ах! Вот как? Я пойду туда завтра утром, я увижу его и скажу тебе, что с ним, – сразу сказал он. – Знай, сын мой, что недалеко от дома Белой Головы находится очень священная скала, и я поднимаюсь туда, чтобы принести жертвы Верхним Людям.
– Да. И пусть он помолится и о тебе, Орленок, – сказала его старшая жена, Спопаки (Черепаха).
– Хорошо. Тогда мне нужно будет приготовить что-то для жертвы; пойду принесу, – ответил я.
Она пошла со мной в наш торговый зал, и я спросил ее, что можно дать в качестве жертвы.
– Что-то из этого, – сказала она, указывая на рулон плотного красного английского сукна. – Солнцу это понравится. Ты знаешь, что красный – цвет Солнца, его священный цвет.
Я отрезал четырехдюймовую полосу материи и протянул ей вместе с пакетом китайской киновари, и она вышла, счастливо напевая.
На закате я снова навел подзорную трубу на хижину Энди. Очаг по-прежнему не дымил, дверь так и была открыта, а самого его нигде не было видно. Он был или мертв, или так болен, что не мог даже встать с лежанки и вывесить знак беды. Настали сумерки. Вдали я услышал шум от приближающегося отцовского фургона. Охотники возвращались. Я побежал им навстречу, чего обычно не делал, потому что хотел, чтобы они поскорее узнали новость
Они остановились, и я сказал на языке черноногих (наши индейцы английского не понимали):
– Белая Голова болен или умер. Он весь день не покидал хижины, над его очагом нет дыма; нужно пойти туда.
– Да. Прямо сейчас, – ответил отец и велел Олиному Бизону и Черной Выдре поторопится и загнать всех лошадей в корраль, оставив двух для нас.
Апаки сидела на сиденье фургона рядом с моим отцом. Я устроился рядом с ними и увидел, что фургон полон бизоньего мяса и шкур. Я спросил, как прошла охота.