Золотая шпора, или путь Мариуса
Шрифт:
— Разумнее подождать денек, осмотреться, — рассудительно посоветовал Барбадильо. — В таком деле осторожность — не помеха. Чем крепче нервы, тем ближе цель. До конца июля времени достаточно, подумал Мариус.
— Хорошо. Ждем до завтра, — согласился он вслух.
Золоченая арка была восхитительна. Она сияла, как пуговицы на мундире лейб-гренадера. Ее барельефы отражали изобилие во всех мыслимых проявлениях. Были там тучные нивы, несчислимые пучки ветвей, горы овощей и фруктов. В финиковых пальмах тоже не было недостатка, а уж от живности и вовсе в глазах рябило. Преобладала дичь. Однако не были забыты кабаны, олени и медведи. Исполнение показалось бы Мариусу крайне утонченным
— Видишь будку? — негромко спросил Барбадильо. Мариус кивнул. Будка, выкрашенная в тревожный темно-красный цвет, располагалась слева от входа в часовню. Возле будки, скучая, бродил здоровенный детина с запойным лицом в черном солдатском мундире. Он поигрывал старомодным мушкетом, душераздирающе зевая. В этом городе некуда деться от черного и темно-красного, с тоской подумал Мариус.
— После того, как хранитель реликвий запрет дверь и удалится в свой придел, стража придвинется вплотную к дверям, — монотонно бубнил Барбадильо. — Днем хранитель безвылазно сидит в часовне.
— Что, и нужду там справляет? — поинтересовался Мариус из простого любопытства.
— Нужду он справляет в другом месте, — строго осадил его Барбадильо.
— Но вопрос правильный. На случай непредвиденных обстоятельств у него есть помощник. По сути — слуга. Короче говоря, вечером все выглядит так… Впрочем, подождем еще немного. Скоро все увидишь сам.
…Присев у открытого окна гостиницы, выходившего на площадь с часовней, Мариус терпеливо ждал. Солнце било в глаза, но в его огненный силуэт уже грубо врезался один из черных пальцев — то бишь башен города Торриче. Где-то развязно и похотливо бренчала гитара. Прокаленный воздух наполняла пыль и запахи. Пахло потом и свежескошенной травой, гнилой рыбой и медовой айвой. Ленивые оборванцы бесцельно слонялись по площади. Изнуренный мухами солдат хрипато покрикивал на беспризорную молодежь, призывая ее к благовоспитанности. В середине площади серебристо возвышался мельхиоровый монумент — высокая стела с насечками непонятного назначения. Барбадильо уведомил, что у местных есть расхождение относительно названия этого металлического псевдофаллоса. Одни зовут его "Пустой бамбук", другие — "Великий Аспарагус".
Часовня занимала длинное прямоугольное строение с полукруглой черной крышей. Где-то в невидимой задней ее части располагалось обиталище хранителя реликвий. Золоченая арка обрамляла мощную дубовую дверь, обитую железом в некоторых местах.
— Так. Начинается! — объявил Барбадильо. Мариус кивнул — понял, мол, не дурак — и проследил взглядом за рыжим бородачом, который вынырнул из-под арки. Это был представительный мужчина средних лет. Плоское лицо удивительно сочеталось в нем с туловищем костоправа и выпуклым животом. За ним показался плюгавенький субтильный пузанчик с вислым носом, с внешностью залогодателя и неуверенными повадками книгочея. — Хранитель, — сообщил Барбадильо. Мариус не отрывал взгляда от бородача, пока тот не скрылся за углом. Плюгавый тем временем возился у двери.
— Да нет, хранитель не бородатый. Бородатый всего лишь служка. А хранитель он — и Барбадильо указал на плюгавого.
Мариус удивленно уставился на эту личинку. Сколь все же обманчива внешность! Плюгавый выглядел как типичный разносчик горшков при дворе какого-нибудь местного барончика. Да нет, кто-то говорил Мариусу, что баронов здесь нет. Впрочем, все это вздор. Бароны везде есть. Как им тут не быть, если имеется солидная прослойка бедняков? Если бы дерьмо имело цену, бедняки рождались бы без зада, вспомнил Мариус поговорку и закрыл тему.
Окончив манипуляции с замком, плюгавый хранитель перекинулся парой слов с черным солдатом и исчез. Зевнув на все дежурство вперед, солдат встряхнулся, как собака — с головы до копчика — подошел к двери и замер, вытаращив глаза.
— Вот так, понял? — спросил Барбадильо. Мариус был удручен. Пока не предвиделось ни малейшего шанса оказаться "внутри, когда золоченая арка закроется".
— У меня есть план, — обрадовал его Барбадильо. — Сам не знаю, почему, но чувствую, что должен тебе подсобить.
Вечером следующего дня — в семь часов, как обычно — хранитель со своим рыжебородым служкой покинули часовню. Служка направился в комнату отдыха. Хранитель взялся за ключ. Солдат потянулся и стал разминать конечности, готовясь принять пост.
Мариус, притаившийся за углом, с трудом поймал в осколок зеркала солнечный луч, уже пропитанный предсмертной краснотой, и послал «зайчика» в окно гостиничной комнаты, где они с Барбадильо остановились. Там луч обнаружил другой, более крупный осколок, установленный на подоконнике. Оттолкнувшись от зеркала, солнечный зайчик ослепительно блеснул. Тонкий, но стремительный лучик транспонировал действие в другую точку местности.
За часовней раздался страшный грохот. Земля содрогнулась. Мариус, хотя и готовился заранее, дернулся, как лошадь, получившая шенкеля. Он никак не ожидал такого грандиозного эффекта. Но ему удалось быстро взять себя в руки. Выглянув из-за угла, он убедился: все идет, как надо.
Солдата будто ветром сдуло. Все прочие сонные посетители площади тоже бросились на шум. Изо всех окон, выходивших на площадь, гроздьями свешивался народ. В этом и таилась опасность. Однако народу было не до Мариуса. Все смотрели туда, в проулок, за часовню, куда умчался солдат и куда заинтересованно, но нерешительно заглядывал хранитель реликвий, одновременно озираясь на дверь часовни. Закрыть дверь он не успел — и потому рискнул отойти от нее лишь на десяток шагов.
Заступил решающий фазис операции. Стараясь не суетиться, Мариус стал подкрадываться к двери. И тут его чуть не сбил с ног плоско-выпуклый попомщник хранителя, который галопом несся к своему патрону. Мариус вжался в стену — жирное тело пролетело рядом, как пушечное ядро. Подскочив к хранителю, огнебородый завязал с ним оживленный диалог, отчаянно жестикулируя. Мариус подкрался вплотную к двери. Дверь таки осталась приоткрытой. Хранитель и служка продолжали крикливую беседу, показывая всеми четырьмя руками в сторону взрыва. Наконец, бородач кивнул головой и скрылся в проулке. Мариус понял, что хранитель сейчас вернется к двери. Не дожидаясь его прихода, Мариус проскользнул в часовню.
По рекомендациям Варбадильо, он тут же забился в самый дальний из углов, а там оказалось весьма подходящее сооруженьице. Что-то типа алтаря. Мариус как раз нырял под него, когда дверь заскрипела и в помещении послышались шаги.
Затаившись в своем укрывище, Мариус ждал. Шаги приближались. Вскоре Мариус увидел сапоги. Хорошие, из мягкой кожи, с высоким каблуком. Такие из Фицара привозят — там лучшие в мире кожевенные мастера. Сапоги наверняка принадлежали хранителю, были снабжены бронзовой пряжкой и выдавали во владельце человека среднего достатка, который может себе позволить ежедневно кушать нежного цыпленка, но ни в коем случае не даст попрошайке на паперти более трех грошей. Мариус вспомнил свою потрескавшуюся обувь, и его охватила несоразмерная злость. Он почувствовал к хранителю поистине классовую ненависть.