Золотая шпора, или путь Мариуса
Шрифт:
— Или я еду с ним один — или мы едем домой вдвоем, — отчеканил он холодно. Какая муха, черт подери, его укусила? Расмусу оцепенел. Вот теперь четко видно этого другого, который сидит в Мариусе, говорит его голосом и смотрит его глазами. Образования бы Расмусу, и он смог бы сформулировать свои чувства приблизительно так: друг покинул свой привычный мир, вырвался в какие-то параллельные пространства, и его теперь отсюда никак не достать.
Но образования Расмусу явно не хватало, и поэтому он просто перепугался.
— Далась дураку одна песня на веку, — все же позволил он себе небольшую филиппику. — Погоди, будет тебе еще. И гусь будет с яблоками, и петух с потрохами.
И
Из "Истории Рениги" аббата Этельреда:
"Книга "Сказания Озерного Края" получила распространение в Рениге после захвата Рогером II части земель Свободных общин — вплоть до озер Пави и Лагура. Чудесный климат, живописнейшая природа и благодатные недра этого края настолько поразили завоевателей, что они назвали его "земным раем". Невероятные истории об этих местах, принесенные домой ветеранами войны с Союзом, и возбудили у ренов интерес к Озерному Краю…
Рыба — священное животное лакеров, как в совокупности называют пять озерных племен. В этом ничего удивительного нет, ведь рыба с незапамятных времен служила им основным и неисчерпаемым продуктом питания. В "Сказаниях Озерного Края" описано, как по приказу верховного божества лакеров Аматрахи их лунный бог Викиами спускается на землю, чтобы служить богине пищи Оконохи. Та, приветствуя Викиами, поворачивает голову поочередно к каждому из пяти Зеркальных Озер, и из ее губ появляются пять рыб: сазан, лещ, окунь, карп, щука. Каждая попадает в свое озеро и становится тотемом для племени, обитающего на берегах этого озера.
Согласно тем же «Сказаниям», в водах Шиаччи, самого большого из Зеркальных Озер, обитает священный дельфин, повелитель всех рыб. Он считается властелином подводного мира. Верят, что он особыми узами связан с людьми, что подтверждается многочисленными примерами, когда дельфины спасают тонущих, предупреждают моряков об опасности. Кроме того, лакеры полагали, что именно дельфины переносят их души в загробный мир. Считается тягчайшим преступлением причинить священной рыбе какой-то вред, и карается это смертью безо всякого суда. Праздник Дельфина на берегах Шиаччи был у лакеров главным торжеством года…
Одно из племен лакеров, обитавшее на берегах озера Пави, сохранило предание о целебной форели. Вера в ее силу была беспредельна. Считалось, что она лечит бесплодие — и даже вроде бы автор сказаний, ученый талии Эриан Сториан, видел излеченных. Прикладывая только что выловленную форель к животу ребенка, можно было избавить его от колик… Каждое из пяти племен использовало икру рыбы — своего тотема — в ритуальных целях, по субботам, на закате, для пополнения жизненных сил. От этого рука бойца становилась тверже, а честного труженика неизменно ждала удача в его деле. Все лакеры верили, что любая рыба — чистое, а лучше сказать — богом очищенное создание, которое благотворным образом воздействует на человеческую душу. Существует поверье о священной рыбе Ках, которая закрыла своим телом бога Аматрахи, когда в него выстрелил из лука злой дух Оцелул…
…Общинники, вдохновленные недавней победой над Талинией, стали теснить лакеров весьма энергично. В конце концов, несмотря на превосходное знание местности, где каждое деревцо и каждый ручеек был за лакеров, им пришлось оставить насиженные места. Часть их удержалась на восточном берегу озера Такко, остальные осели за рекой Силь, став из озерного — равнинным племенем. Однако не все ликеры проявили должную самоотверженность. Некоторые предпочли легкий путь. Они остались в родных краях, смешавшись с завоевателями. С ними остались племенные легенды и предания, очарование которых покорило общинников. И, что удивительнее всего, священные предметы лакеров, захваченные завоевателями, стали служить реликвиями для населения Союза. К этим талисманам общинники, заселяющие Озерный Край, прибегают в важнейших случаях — при рождении, смерти, женитьбе. Более того, и меня это особенно поражает — общинники переняли такие чисто бытовые обычаи ликеров, как мытье ног на заре или обязательное употребление рыбы в субботу на ужин. Объяснить сие трудно, ведь общинники, исповедующие Чистую Веру, должны питать отвращение к поверьям язычников. Я убежден, что объяснение, милый Рауль, в следующем. Ни один народ не исчезает бесследно, народам претит абсолютная смерть. Они продолжают жить в сказаниях, верованиях, обычаях, даже будучи полностью рассеяны. И для иного народа проникнуть в душу завоевателя бывает правильнее, нежели одержать прямую и явную победу…"
Река Луга ничего особенного собой не представляла. Куда ей до Глинта, куда до Кельрона! Мариус вспомнил родимую Ронгу, лелеющую любезные берега Черных Холмов. Так ведь и Ронга пошире Луги будет, да и берега у Ронги не такие грязные и заиленные! Можно биться об заклад, что этот мутный проток совершенно обезрыблен.
Вечером 19 июля повозка Барбадильо появилась в виду города Торриче. Солнце настойчиво клонилось к востоку. Город устало тонул в избыточных лучах светила. Пять высоких черных остроконечных башен, зеркально отражая солнечный свет, блестели, словно стеклянные. Эти башни торчали из массива городских построек, как пять пальцев гигантской руки, одетой в черную перчатку.
Мариус тут же вспомнил сказку о пахаре Лотаре, который продал свой смех злому гному за неразменный дублон, разбогател, женился на красавице-принцессе и в конце концов стал королем. Принесло ли ему это счастье? Сказка об этом умалчивает. Но вряд ли, потому что Лотар постоянно ходил мрачным, а кто мрачен, тот несчастлив. Стал король жаловаться на желудок, потом — страдать от головных болей. А затем случилось то, что и должно было случиться. Все руки Лотара почернели по локоть. Люди стали шарахаться от него — и однажды ночью он покинул дворец. Больше его никто не видел.
Пять растопыренных башен города Торриче выглядели точно так, как Мариус представлял себе черную руку Лотара. От одного этого зрелища Мариус пал духом. А Барбадильо даже головой не повел в сторону города, занятый понуканием своего маштачка. Прогрохотав по крошечному мостику через реку, повозка Барбадильо благополучно въехала в Торриче. Городские стены также слагались из черного камня. Это невеселое цветовое однообразие рождало у Мариуса целый сонм мрачных предчувствий.
— Часа через два они закроют часовню, — сказал Барбадильо, направляя повозку по горбатым, мощеным булыжником улицам. — Хочешь сегодня попробовать? — А как посоветуешь? — спросил Мариус.