Золотая струна для улитки
Шрифт:
В одном из арабских полководцев она угадывает соседа и друга семьи дона Игнасио. Сосед лукаво подмигивает ей из-под фальшивых кустистых бровей.
– Куда ты теперь, мавританочка? – спрашивает он после шествия.
– К нашим. Они у дяди Себа обсуждают последние детали битвы.
– И тебя пустят? – подкалывает сорокалетний испанец девочку.
Андреа теряется.
– Пойдем лучше с нами к Ансельмо, повеселимся перед боем. Все равно проиграем.
Андреа потом часто размышляла: что же заставило ее, до того довольно послушную дочь, последовать за маврами – то ли неожиданная радость
На небольшой круглой сцене на потеху публики выступают актеры: все те же танцовщицы восточных мелодий, лихие трубачи, гитаристы и певцы – знаменитости местного масштаба. Никто из присутствующих, увлеченных беседой, не обращает на них внимания. Андреа сидит спиной к сцене и совершенно не замечает представления. Она не слышит, как хозяин бара выкрикивает имя следующей актрисы, не видит, кто поднялся на сцену. Но Андреа чувствует, как ее мембраны наполняются еле различимыми удивительными тактами. Тонкий музыкальный слух пианистки вычленяет из крика и шума журчащую непрерывным быстрым ручьем перекличку аккордов. Девочка смотрит на сцену – и забывает обо всех планах на участие в игре.
Пальцы примостившейся на краешке стула немолодой гитаристки перебирают, дергают, изводят струны с такой невообразимой скоростью, с которой танцевали по клавишам кисти Рихтера и летал над скрипкой смычок Ойстраха. Гитара, охваченная бешеным ритмом, искрит мечами крестоносцев, мечет мавританские копья, палит ружейным огнем, взрывается орудийными залпами и разноцветными красками фейерверка.
Андреа пытается уловить хаотичные движения мечущихся по грифу пальцев, проследить волшебную схему смены аккордов, разгадать ребус чарующего звучания.
– Смотрите! – Не отрываясь от сцены, боясь не услышать хотя бы такт завораживающей мелодии, тонущей в оглушительном реве разгоряченных алкоголем и предвкушением грядущей битвы мавританских отрядов, она дергает за рукав дона Игнасио.
– Что? – Мужчина поспешно оборачивается и, скользнув равнодушным взглядом по гитаристке, возвращается к взрывам хохота и громким беззлобным ругательствам.
– Да посмотрите же!
– Что такое?
– Послушайте, как играет!
– Э-э-э… Слушай, детка, я в этом ничего не понимаю. Тебе нравится? Слушай. Только не приставай.
Андреа обводит взглядом гудящую толпу, пытается найти еще хотя бы одного благодарного слушателя. Безрезультатно. Музыка окончательно тонет в грохочущем веселье. Гитаристка покидает сцену, и как Андреа ни старается, ее выбиваемые изо всех сил аплодисменты не могут достичь ушей женщины. Незнакомка исчезает прежде, чем девочка успевает опомниться и броситься вдогонку. Через несколько секунд надежда на встречу тает в бесконечном множестве широких взрослых спин и высоких длинных ног, на которые
– Кто эта женщина, что сейчас играла? – требовательно спрашивает она у бармена.
– Чилита из соседнего городка. А зачем она тебе?
– У нее изумительная техника.
– Да? Не обращал внимания. Здесь всегда такой шум.
– Обрати, – нахально советует Андреа.
– Ладно, – робеет перед ее настойчивостью бармен. – Приходи послезавтра сюда, послушаем вместе. Кажется, она будет играть после битвы.
Дома, вполуха выслушав нотации бабушки и выговор отца за отсутствие у дядюшки Себа, Андреа взахлеб делится впечатлениями и заручается согласием взрослых пойти с ней праздновать победу в сражении в бар сеньора Ансельмо.
Следующие два дня она проживает механически: равнодушно отстаивает с бабушкой молебен во славу святого Георгия, безучастно наблюдает за не участвующими в войне горожанами, поспешно покидающими поле боя, невидящими глазами наблюдает из окна за битвой и удивляется, отчего Пас закрывает уши руками и жалуется на лопающиеся от бесконечных пороховых залпов барабанные перепонки. Андреа не слышит ничего, кроме постоянно прокручивающегося в сознании гитарного ритма.
Как только на площади в разгар боя появляется сам «святой Георгий» на белом коне, Андреа возвращается в реальность и поражает домашних громкими воплями:
– Пойдемте! Пойдемте скорее! Папа, нас уже, наверное, ждут у Ансельмо.
Теперь они сидят у самой сцены, и у Андреа появляется возможность не только впитать в себя каждый из изумительных звуков, но и разглядеть гитаристку. Поразившей ее воображение женщине уже под пятьдесят, на иссушенных валенсийским солнцем руках – вздувшиеся бугорки вен, подушечки летающих над струнами пальцев огрублены непроходящими мозолями. Волосы, уложенные в аккуратное каре, подернуты заметной сединой, желтоватые узкие скулы пускают на впалые щеки дорожки морщин. Выгоревших ресниц и бровей почти не видно, зато яркие, темные, живые глаза сияют задумчиво и немного печально.
Завершив выступление, Чилита намеревается исчезнуть столь же стремительно, как сделала это позавчера. Уловив растерянный, умоляющий взгляд младшей дочери, дон Санчес преграждает гитаристке путь и галантно приглашает ее за столик.
– Ваша игра произвела неизгладимое впечатление на мою младшую дочь.
– Ты любишь музыку? – Чилита с интересом рассматривает девочку.
– Я играю на пианино.
– Она очень хорошо играет, – встревает Пас и тут же получает пинок под столом.
У Андреа на языке вертится вопрос, который ей не терпится задать уже два дня:
– Почему вы играете здесь?
– А где мне играть?
– На большой сцене, в концертных залах. Вашу музыку с восторгом бы слушали истинные ценители прекрасного, а не куча орущих мужиков, занятых своими разговорами. Ой, извините…
Чилита беззаботно смеется:
– Знаешь, иногда они слушают. Даже не иногда, часто. Но я здесь каждую неделю, а «Мавры и христиане» – только раз в году. И посмотри-ка, даже в эти святые для каждого алькойца дни нашелся человек, которого моя музыка затронула больше войны. По-моему, как раз стоит играть именно здесь.