Золотая струна для улитки
Шрифт:
– Но если бы вы были известной, ваша музыка могла бы затронуть гораздо больше людей!
– Много ты знаешь известных испанских гитаристов?
Андреа начинает перечислять. Когда список достигает двадцати фамилий, а брови дона Санчеса подбираются к самым корням волос, Чилита останавливает девочку.
– Ты не назвала ни одной женщины.
– Я знаю Марию Луизу… Но вы, вы играете не хуже!
– Спасибо. Но, знаешь, между нами есть одно очень существенное различие. Я никогда не мечтала о всемирном признании, просто любила играть на
– А о чем вы мечтали?
– Андреа! – Дон Санчес пытается усмирить неуемное детское любопытство.
– О! О самых простых вещах: счастливая семья, муж, дети.
– А разве нельзя мечтать и о том, и о другом?
– Андреа!
– Ничего-ничего. Мечтать можно, совмещать сложно.
– Но ведь можно было попробовать…
– Андреа!!!
– Вот ты и попробуй.
– И ты попробовала? – Наталка приподнимает голову с диванной подушки.
– Попробовала. Пока не получается. Ни того, ни другого.
20
– Мы уже все испробовали. И одно, и другое.
– И третье, – жалобно поддакивает Роза Марату.
– Вы опять спешите. – Врач снимает очки, будто не хочет видеть усталые, обеспокоенные лица посетителей. – Вы говорили то же самое два месяца назад, когда девочка молчала. Но теперь все в порядке.
– Не в порядке!
– Будет в порядке. Главное – терпение и ласка. Не хочет ходить в школу – не заставляйте. Пусть посидит дома. В конце концов ей самой надоест. Это же ребенок.
– Вот именно, ребенок! Ей нужно общение, обычное человеческое общение со сверстниками, а не со свалившимся с неба дяденькой, который все время на работе, и не с бабушкой, которая все время плачет.
– Марат, чего вы от меня хотите?
– Чтобы вы возобновили сеансы.
Надевает очки, качает головой:
– Пустая трата времени. Ей не поможет.
– Почему вы так уверены?!
– Да потому что, черт возьми, это первый случай в моей практике, когда за полгода, целых полгода практически ежедневных встреч я не смог подобрать ключ к психике ребенка!
– Но она же заговорила!
– Вспомните, как это было…
Два месяца после гибели Марийки.
– Смотри, Наталка, воздушный змей. Подойди к окну. Нравится? Хочешь, тоже запустим?
Молчание.
– А я с работы шел, афиши видел, новый мультфильм вышел про какого-то зеленого великана. Сходим, посмотрим?
Молчание.
– Натусь, я тебе карету для Барби принес. Механическая, сама ездит. Держи коробку. Красивые лошади?
Молчание.
Три месяца после смерти Марийки.
– Спускайся ко мне. Давай руки. Не ушиблась? Видишь, какая у меня работа? Целый день на постаменте стою. Хочешь подержать палочку?
Молчание.
– Давай, ты дирижируй, а я играть буду. Стой, не так быстро. Мне же надо бегать от инструмента к инструменту. Ага, готов. Что? Ну, дую, как умею. Я же не трубач! Что? Ты не это хотела сказать? А… Я не то взял. Сесть за барабаны? Ладно. Так ты левее палочку держи. Ага. Вот так. Маши энергичнее. Это ведь ударные. Да-да, и тарелки возьму обязательно. Теперь к роялю? Слушаюсь, маэстро. Играю собачий вальс. Ты любишь собак?
Молчание.
– Я очень люблю. Знаешь, когда-нибудь у нас с тобой будет собака. Договорились?
Молчание.
Четыре месяца после гибели матери.
– Иди сюда. К тебе гости. Малюсенький, правда? А вырастет знаешь какой огромный? Целый лабрадор. Будешь заботиться?
Молчание.
– Молока наливаешь? Правильно. Молодец! Повезло тебе, пес. Смотри, какая хозяйка. Слушай, Наталка, ему же имя надо придумать. Как ты его назовешь?
Молчание.
– Полкан? Нет? Не нравится? Йорик? Тоже нет? А как?
Молчание.
– А давай как того великана мультяшного? Помнишь, мы пару месяцев назад смотрели? Как его звали?
Молчание.
– И я забыл. Что же будем делать?
Наталка убегает в комнату и возвращается с зажатой в руке бумажкой.
– Что это? Что ты мне принесла? Рекламный буклет кинотеатра? Все еще хранишь? Да, хорошо. Конечно, теперь я могу прочитать. Ну, и плутовка! Что ты улыбаешься? Ты уже прочитала имя героя и мне показываешь? Ну, спасибо. Я тоже вижу, что его зовут Шрек. Будешь Шреком, собака. Смотри, ему нравится. Хвостом виляет.
Молчание.
Пять месяцев после смерти Марийки.
– Если бы я только знал, ни за что не купил бы!
– Брось, Марат! – Роза гладит его по голове. – Откуда тебе было знать, что так случится?
– Кому пришло в голову посыпать улицы крысиным ядом?!
– Возле помойки посыпали ведь. А как с крысами бороться-то?
– Борются с крысами, а дохнут собаки!
Шесть месяцев.
– Вот что, Марат! Ни к чему это все.
– Вы о чем?
– О том, что ты напрасно себя здесь с нами хоронишь. Ненужная это жертва. Я, когда соглашалась, думала, действительно полегчает Наталке. Да и мне тяжело было. Не знала, как справлюсь одна. А теперь ничего вроде, привыкла.
– Хотите, чтобы я уехал?
– Хочу, чтобы ты был счастлив, сынок! Если бы ты мог помочь Наталке, я бы молилась, чтобы ты остался, на пороге легла бы и никуда бы не отпустила. Но время идет, а ничего не происходит. Твое время идет, Марат. Зачем его терять?
– Считаете, без меня ей станет лучше?
– Я думаю, хуже уже просто некуда. А вот тебе без нас будет лучше. Назад, Марат, назад. В Москву, в оркестр, в жизнь.
– Роза, я не могу, понимаете, не могу вас оставить!
– Не переживай! С нами все будет нормально. Наталка ходит к врачу. Даст бог, пройдет время, придет в себя. Да и мне надо заняться чем-нибудь, отвлечься. Ты все делаешь, а я только сиднем сижу целыми днями, уже все глаза выплакала.