Золотая струна для улитки
Шрифт:
– Да нет. Просто кожа такая.
– Я знаю, какая у тебя кожа. Это мурашки. Дай закрою окно.
Андреа неохотно размыкает объятия. Марат возвращается через секунду, откидывает одеяло – и теперь Андреа мерзнет уже по-настоящему.
– Какая ты красивая!
– Мне холодно.
– Хочешь, станет жарко?
– Очень хочу.
Жарко становится тут же. Обоим. Его стремительный натиск, желание захватить, заставить капитулировать встречает на своем пути такую же необузданную, рвущуюся наружу страсть. Скромный ангел, упавший в
Андреа ужом выскальзывает из кровати, нащупывает тапочки, заворачивается в халат и шлепает к холодильнику.
– Я тоже хочу колбасу!
Марат ловит ее на месте преступления – и вторая половинка охотничьей колбаски тут же оказывается у него во рту. Туда же отправляется кусок сыра, половинка помидора, еще одна колбаска… Не дожидаясь, когда очередь дойдет до третьей, Андреа достает яйца.
– Ты любишь яичницу или омлет?
– Все равно.
Андреа достает сковородку, бросает масло.
– Кто украл Марийку?
– Один из местных богатеев. Роза сказала, он погиб в своем «Мерседесе» пять лет назад. И мне его совсем не жаль. Если бы он ходил по земле после смерти Марийки, я бы сделал все, чтобы он лег под землю.
– Не говори так. Мне страшно. Никто не заслуживает смерти.
– А еще говорят, что каждый получает по заслугам. Чем же заслужила Марийка, чем заслужил я все то, что с нами случилось?
Андреа солит яичницу, оборачивается, смотрит на Марата и видит свое отражение, слышит свои вопросы, на которые так и не нашла ответа. У нее – только одно объяснение:
– Это жизнь.
– Да. Для всего этого у меня действительно только одно оправдание. Жизнь. Наталкина жизнь. Знаешь ли ты, что случается с теми невестами, кто потерял невинность не в объятиях похитителя? Их с позором выгоняют, вешают клеймо падшей женщины, вычеркивают из жизни. Так и случилось с Марийкой. Негодяй воспользовался ее беззащитностью и вернул родителям, осрамив на всю округу. Впрочем, ничего действительно страшного в этом не было. В конце концов, многие знали, что у Марийки есть настоящий жених, а это – просто дурной сон, насилие, о котором надо забыть.
– Забыть о насилии? Ты шутишь? Я не понимаю! Почему она не подала заявления?
Андреа ставит перед ним тарелку с едой.
– Андреа! Какое заявление? В чем бы она его обвинила?
– В изнасиловании.
– Милая моя, разве ты не знаешь, что у нас мужья не насилуют жен?
– Мужья!
– Андреа, этот человек не собирался играть с Марийкой. Он хотел, чтобы она принадлежала ему безраздельно. Он наблюдал, не видел никого рядом и решился. Он сделал все так, как того требуют местные обычаи: прислал родителям Марийки калым, не обращая внимания на их
– Как же это возможно без согласия женщины?
– Деньги и власть – вот что всегда превращает невозможное в легковыполнимое. Он сделал Марийку своей женой и отказался от нее. «Мне не нужен испорченный материал», – так заявил он Розе, возвращая дочь.
Марат открывает и закрывает бутылку, щелкает пластиком. Андреа забирает воду, садится к нему на колени.
– Почему она ничего не сказала тебе? Неужели для нее этот насильно совершенный обряд имел законную силу?
– Нет. Думаю, нет. Для нее имел значение ребенок, который должен был появиться на свет после замужества. Знаешь мнение, что во всем случившемся надо винить прежде всего себя?
– Очень хорошо знаю.
– Вот и Марийка почему-то винила себя. Она отчего-то решила, что недостойна меня. Только меня забыла спросить. Почему-то ей показалось, что с мыслью о ее предательстве я справлюсь легче, чем с правдой. Почему?
Андреа прижимает к себе понурую голову, шепчет на ухо:
– Потому что она любила тебя и не хотела, чтобы ты закапывал в землю ее обидчика.
Марат закрывает лицо руками.
– А я-то все время думал, что она просто не захотела вешать на меня чужого ребенка.
– Ешь! Остынет.
– Спасибо.
Марат лениво ковыряет вилкой яичницу, нехотя кладет в рот.
– Вкусно?
– Очень.
– Знаешь, я хорошо готовлю.
– Тебе придется демонстрировать мне это каждый день.
Андреа смотрит на сидящего напротив мужчину. Он собирается каждый день есть ее стряпню.
– Поедешь со мной?
– Куда?
– A casa.
– Домой? Поеду.
2
– Я не поеду. И не упрашивай, детка. Испания – это слишком далеко для меня.
– Но почему, Роза?! Там замечательно. В Мадриде очень мягкий климат, там столько солнечных дней, как в вашей родной Киргизии.
– Нет, Андреа. Я уже приняла решение. Подумай сама, что я буду там делать? Язык не осилю. Общаться не с кем.
– А мы? А Наталка?
– У вас своя жизнь. А Наталка освоится быстро, тем более что она просто болеет Испанией. Спит и видит, когда наконец переедет туда.
– Вы думаете, она захочет ехать без вас? Вы же единственный по-настоящему родной ей человек.
– Конечно, Андреа, я ее бабушка, и она меня любит. Я старая, но не глупая. У меня есть глаза. Кровные узы, бесспорно, имеют огромное значение, но я же вижу, что ты для нее сейчас самая родная.
– Спасибо. Но, Роза, нам всем будет намного спокойнее, если вы поедете с нами. Ну что вы собираетесь делать одна в Москве?
– В Москве? Я не собираюсь оставаться в Москве. Я хочу вернуться в Бишкек. И не одна. У меня теперь собака и кот. Или ты собираешься увезти Эрфана?
– Я… я хотела… Но могу и оставить. Роза, мы не о кошке разговариваем!