Золотая струна для улитки
Шрифт:
– Нет, детка, не о кошке. Обо мне. И я еду в Бишкек. Там мой муж, моя дочь…
– А в Мадриде будет ваша внучка. И она жива. Вы уже решились оставить Киргизию ради нее. К чему возвращаться?
– Андреа, я согласилась уехать из Бишкека только ради Марата. Ради того, чтобы он никогда не узнал, что на самом деле случилось с Марийкой.
– Разве он не знает? Похищение, позор, разве этого не было?
– Было. Я говорю о гибели дочери. Наталка и Марат считают, что это был несчастный случай.
– Это не так?
– Нет.
– Откуда? Как вы это узнали?
– Подонок сам рассказал мне. Заявился пьяным через полгода после смерти дочери и все выложил. Хорошо, что Марата с Наталкой не было дома. Он говорил, а я слушала. Не знаю, как терпела, почему не задушила его собственными руками. Я решила попросить Марата уехать. Если бы он узнал, что смерть Марийки не была случайной, мы бы не избежали очередной беды.
– Вы специально сказали, что отец Наталки погиб?
– Да. Я считаю, что правильно сделала.
– Наверное. Вы решили попросить Марата уехать…
– Да. Но он остался. А убийца Марийки начал преследовать меня. Подкарауливал, оскорблял, угрожал предъявить права на дочь. Я боялась только одного: его встречи с Маратом. И когда возникла идея с переездом в Москву, я согласилась.
– А что изменилось теперь, Роза? Я просто не позволю вам туда возвращаться.
– Ты будешь ругать меня, детка, но я скажу так: Аллах – он все видит. Я сказала, что он разбился в своем «Мерседесе» пять лет назад, а он разбился в прошлом месяце.
– Опять сочиняете?
– Нет, дочка. Могу показать тебе письмо от подруги.
– Роза, неужели мы все это так оставим? А тот танцор, что уронил Марийку? Неужели вы не хотите, чтобы он получил по заслугам?
– Во-первых, милая, у меня нет доказательств, а во-вторых, на мой взгляд, он уже получил сполна. Видно, капля совести у него все же есть: никакие деньги не смогли стереть из его памяти то, что он совершил. На сцену он не вернулся, сейчас спивается где-то в одиночестве. Чем не наказание? Так что, как видишь, бояться мне нечего.
– И все же вы меня не убедили. Почему вы оставляете Наталку?
– Надеюсь, она будет приезжать к своей бабушке в Киргизию, и поверь, это будет происходить гораздо чаще, чем если я поеду с вами.
– Поедем с нами, Роза!
– Детка, я думала, ты поймешь меня лучше, чем кто-либо другой. И объяснять даже не надо будет. Там мой дом, мой сад, мои могилы. Я возвращаюсь…
– A casa.
– Да, дочка. Домой.
– Поезжайте.
3
– Уезжаешь? – У Алки мокрые блестящие глаза. – Сначала – Зойка, теперь – ты… А мне что делать?
– Помести объявление на сайте знакомств и отбирай только иностранцев.
– Шутишь?
– Почему? Вполне серьезно.
– Перестань.
– Ладно. Ты вообще-то не расстраиваться должна, а радоваться тому, что я уезжаю.
– Я очень за тебя рада.
– Ты за себя радуйся.
– С чего бы это?
– Я оставляю тебе ключ от полностью обставленной квартиры. Можешь устраивать свои личные проблемы.
– Правда?
– Правда.
Алка ураганом кидается на шею подруги и визжит:
– Анька!
– А-ня.
– Ах ты мой маленький! Какой молодец! Смотри, не забывай тетю. Тетя будет приезжать. – Андреа оборачивается к свекру. – Славный мальчик.
– Других у меня не получается.
– Ва-дя.
– Что «Вадя»? А, это ты Вадя? Нет, зайчик, так не пойдет. Я буду звать тебя Дим.
– Не грусти, Сереженька. У нас очень маленькая планета. К тому же почту и телефон пока никто не отменял.
Подросток кивает, но продолжает сидеть отвернувшись. Шмыгает носом.
– Ну, перестань! Между нами, я тебе уже совсем не нужна. Можешь идти в любую музыкальную школу. Тебя обязательно примут. Я ручаюсь.
– Без практики я все забуду.
– Почему без практики? Я разве увожу с собой твои руки?
Мальчик мотает головой, всхлипывает:
– Моя гитара…
– Что?
– Ее… Она… В общем, сломалась.
– Уронил?
– Да-а-а… – Сережа вытирает кулаком покрасневшие веки, смотрит на Андреа преданными глазами спаниеля. – Ладно, я в переходе на новую соберу.
– Еще чего!
Андреа открывает стенной шкаф, протягивает мальчугану гитару.
– Бери.
– Нет! Что вы?! Не надо! Я не возьму!
– Бери скорее, пока я не передумала.
– Я не могу. Это же ваша гитара.
– Моя стоит в углу, а эта гитара не моя.
– А чья?
– Твоя. Бери.
– Спасибо.
– Подожди.
Дрожащими руками Андреа прикасается к грифу, который наверняка еще помнит грубоватые подушечки Дима. Непослушными пальцами она отвязывает от колкового механизма проволочную спираль старой струны.