Золотая тетрадь
Шрифт:
Как и любой другой писатель, я постоянно получаю письма от юношей и девушек, которые намереваются писать эссе и диссертации о моих книгах. Эти письма ко мне приходят из разных стран, чаще всего — из Штатов. Во всех написано одно и то же: «Пожалуйста, вышлите мне список статей о вашей работе, список критиков, которые про вас писали, список авторитетов». Авторы писем также задают вопросы о тысяче мелочей, не имеющих к делу никакого отношения, но которые их приучили считать очень важными, и, если отвечать на все эти вопросы, получится целое досье, как в иммиграционной службе.
На эти запросы я отвечаю следующим образом: «Дорогой Студент. Вы — сумасшедший. Зачем тратить месяцы и годы на то, чтобы написать тысячи слов об одной книге, или даже об одном писателе, когда существуют сотни книг, которые ждут того, чтобы их прочли. Вы не понимаете, что вы — жертва пагубной системы. И если вы самостоятельно выбрали мою книгу
4
От англ. «белый» и «черный».
«Дорогой Писатель, — отвечают они. — Но мне просто необходимо знать, что говорят авторитеты, потому что, если я их не процитирую, мои профессора не поставят мне вообще никаких оценок».
Эта система интернациональна, она абсолютно идентична везде — от Урала до Югославии, от Миннесоты до Манчестера.
Дело в том, что все мы настолько к ней привыкли, что уже не замечаем, как она плоха.
Я к ней не привыкла, потому что я ушла из школы, когда мне было четырнадцать лет. Были времена, когда я об этом жалела и верила, что упустила что-то важное. Теперь я благодарна судьбе за то, что мне удалось чудом спастись. После публикации «Золотой тетради» я поставила перед собой задачу разобраться в работе литературного механизма, изучить процесс, в ходе которого создаются критики и книжные обозреватели. Я просматривала бессчетное количество экзаменационных работ — и я не верила своим глазам; и сидела на уроках литературы, и я не верила своим ушам.
Вы можете мне сказать: «Не стоит преувеличивать» и «Ты не имеешь права на такую реакцию, потому что, по твоим словам, ты никогда не была частью системы». Но я думаю, что реакция моя вовсе не преувеличенная и что мнение человека стороннего ценно хотя бы потому, что в нем есть свежесть и нет предвзятости, обусловленной лояльностью определенной профессиональной подготовке.
Проведя это расследование, я уже не испытывала затруднений в поиске ответов на свои собственные вопросы: почему критики и книжные обозреватели такие ограниченные, такие личностно ориентированные, такие недалекие? Почему они всегда все подвергают мелкому дроблению, все преуменьшают, почему их так завораживают детали и до такой степени не интересует целое? Почему сама их интерпретация слова «критика» предполагает вечное выискивание промахов и недостатков? Почему они всегда считают, что произведения разных писателей вступают друг с другом в конфликт, а не дополняют друг друга?.. Все очень просто: так их обучили думать. А тот драгоценный человек, который понимает, что вы делаете, каковы ваши цели, который может предложить вам и хороший совет, и подлинную критику, почти всегда является кем-то как раз находящимся вне литературных механизмов, даже вне университетской системы; это может быть студент, который только начинает учиться и который все еще влюблен в литературу, или, возможно, просто вдумчивый человек, который много читает, и делает это, повинуясь одному лишь своему природному чутью.
Тем студентам, которым предстоит год или два писать исследование об одной книге, я говорю: «Есть только один способ читать книги, а именно — надо ходить по библиотекам и книжным лавкам и пролистывать множество книг, выбирая из них те, которые вас привлекают, и читать надо только их, бросая их, когда вы почувствуете скуку, перескакивая через те части, которые покажутся вам затянутыми, — и никогда, никогда не читайте книг из ложного чувства долга, или из-за того, что они принадлежат какому-то течению или направлению. Помните о том, что книга, которая кажется вам скучной в двадцать или тридцать лет, откроет для вас свои двери, когда вам будет сорок или пятьдесят, — и наоборот. Не читайте книгу, если ее время для вас еще не настало. Помните о том, что на все то количество книг, которые были напечатаны, приходится столько же книг, которые так и не дошли до печати, которые никогда не были написаны, — даже сейчас, в эпоху принудительного почитания печатного слова, история и даже социальная этика преподаются при помощи устных рассказов, а люди, которых выдрессировали для мышления только с учетом того, что было написано (а, к сожалению, почти вся продукция нашей образовательной системы ни на что большее и не способна), не видят того, что находится
Но, к сожалению, почти всегда уже слишком поздно.
Правда, недавно на какое-то время мне показалось, что студенческие мятежи смогут все изменить, что нетерпимость студентов по отношению к той мертвечине, которой их обучают, способна оказаться настолько сильной, что сумеет заменить ее на что-то более свежее и полезное. Но, похоже, восстание закончилось. Печально. В этот оживленный период американской жизни я получала письма с отчетами о том, как целые группы студентов отказывались учиться по программе и приносили на занятия книги по своему собственному выбору, те книги, которые они считали значимыми, важными для себя. Занятия проходили эмоционально, иногда яростно и гневно, захватывающе, они кипели жизнью. Конечно, это было возможно только с теми из преподавателей, кто относился к этому сочувственно, кто был готов примкнуть к студентам в противостоянии властям — кто был готов к последствиям. Есть преподаватели, которые понимают, что вынужденно воспринятые ими способы преподавания плохи и скучны, — к счастью, их еще достаточно для того, чтобы, если при этом еще и повезет немножко, ниспровергнуть все неправильное, даже если у самих студентов этот порыв уже и угас.
А между тем, мы живем в стране, где…
Тридцать или сорок лет назад некий критик составил свой собственный список писателей и поэтов, которых он, лично он, считал тем, что есть в литературе действительно ценного, отвергнув всех остальных. Позицию свою он многословно отстаивал в печати, поскольку Список мгновенно превратился в предмет больших дебатов. Миллионы слов были написаны за и против Списка, — возникли целые школы и секты, за и против. И этот спор, хотя прошло уже так много лет, все еще не окончен… И никто не находит такое положение дел печальным или смехотворным…
Где есть критические книги невероятной сложности и степени учености, в которых разбираются, но часто через вторые или третьи руки, исходные произведения — романы, пьесы и рассказы. Пишущие эти книги люди образуют целый пласт в университетской жизни по всему миру — они явление международное, самый верхний слой литературного научного сообщества. Всю свою жизнь они занимаются тем, что только критикуют, в том числе — критикуют критику друг друга. Во всяком случае, они считают эту деятельность более важной, чем написание исходных книг. У студентов, изучающих литературу, больше времени может уходить на чтение критических отзывов, а также — критических отзывов на критические отзывы, чем на чтение рассказов, стихов, романов, биографий. Огромное число людей считает такое положение дел вполне нормальным, а вовсе не печальным или смехотворным…
Где я недавно прочла эссе об «Антонии и Клеопатре» Шекспира, написанное мальчиком, который собирался вскоре сдавать экзамены повышенной сложности в школе. Оно было исполнено оригинальности и волнения, вызванного чтением пьесы, тем чувством, которое является целью любых настоящих занятий по литературе. Учитель вернул ему эссе, сказав примерно следующее: я не могу поставить за эту работу никакой оценки, вы не привели никаких цитат из авторитетных авторов. Немного найдется таких учителей, которые сочтут эту историю печальной или смехотворной…
Где люди, считающие себя образованными (читай — более утонченными и совершенными, чем люди обычные, книг не читающие), могут подойти к писателю, чтобы его поздравить с хорошим отзывом, напечатанным где-то там, — но при этом они не сочтут нужным прочесть книгу, о которой идет речь, и им никогда не придет в голову простая мысль, что их интересует один только успех…
Где, когда выходит книга на какую-нибудь тему, скажем о том, как следует глазеть на звезды, автор мгновенно получает письма из дюжин колледжей, обществ и телепрограмм, в которых его просят прийти к ним и поговорить о том, как следует глазеть на звезды. Последнее, что им приходит в голову, это — прочесть книгу. Такое поведение считается вполне нормальным, ничуть не смехотворным…