Золотая удавка
Шрифт:
Кот дремал, время от времени приоткрывая то один, то другой янтарный глаз.
Мирослава листала сборник стихов своей тетки Виктории Волгиной «Осенние этюды».
Вообще-то Виктория была прозаиком, но иногда писала стихи, и издатели сами предложили ей выпустить небольшой сборник осенних стихов.
Книжка была прекрасно иллюстрирована местной художницей Лидией Заречной, с которой Мирослава и Морис познакомились, расследуя одно из дел. Хотя могли бы познакомиться и раньше – Заречная работала с Викторией не один год, просто с ее племянницей до этого не пересекалась.
Морис
Он ничего не имел против дождя…
Ему нравилось сидеть в гостиной в компании хозяйки дома и ее кота…
Под рукой Мирославы прошелестела страница, и Миндаугас вздохнул. С Мирославой ему было и хорошо, и сложно одновременно.
Он часто вспоминал, как решил поехать в Россию к другу.
Многие друзья и знакомые не понимали его. Зачем литовцу ехать в Россию?! Тем более после распада Союза?
Он должен быть сумасшедшим!
…Или романтиком…
Для себя Морис выбирал второе.
Миндаугас нежно погладил густую шелковистую шерсть кота.
Мурлыканье Дона по громкости и интенсивности напоминало воркованье голубя.
Кот щурил свои яркие янтарные глаза и терся пушистой щекой о плечо Мориса.
Под холодной внешностью Миндаугаса скрывалась пылкая душа.
Но вряд ли кто-нибудь, кроме Дона, догадывался об этом.
Может быть, Мирослава? Но она не раз подчеркивала, что ценит в нем проницательный ум и… хладнокровие…
Из раздумий его вывел телефонный звонок.
Он снял трубку:
– Детективное агентство «Мирослава» слушает.
Послушав собеседника с минуту, он передал трубку Мирославе:
– Ваша тетя…
Мирослава взяла трубку:
– Да, привет, тетя!
Пауза. Потом Мирослава переспросила:
– В воскресенье? Хорошо. Да, постараюсь привезти обоих. – Мирослава с улыбкой покосилась на Мориса.
Еще после нескольких «да», «хорошо», «угу» она попрощалась с теткой и положила трубку:
– Тетя приглашает нас в воскресенье на Синичник.
– Синичник? – удивился Морис.
– Да, 12 ноября отмечается.
– Но в воскресенье не 12-е, – рассеянно проговорил он.
– Ну и что, – пожала плечами Мирослава.
Миндаугас не стал спорить, потому что понимал, что это бесполезно. На всякий случай он решил выяснить, что это за праздник такой – Синичник, и попросил Волгину объяснить ему.
– Синичник – это Синичкин день.
– Птицы?
– Ну, да. Считается, что в этот день птицы, которые остаются зимовать в наших краях, перебираются поближе к людям. В старину даже верили, что в этот день синицы собираются стаями и весело щебечут, отмечая свой праздник. На Руси издавна существует традиция развешивать кормушки для синиц и других птичек.
– Не только на Руси, – заметил Морис.
– Ну, да, – согласилась Мирослава.
Она помолчала, а потом добавила:
– Еще в этот день отмечают день Зиновия Синичкина, был такой епископ-чудотворец, жил, кажется, в III веке нашей эры.
– Понятно, – сказал Морис.
– Так ты не против того, чтобы пойти к тете Вике в гости?
– Почему я должен быть против? – повел плечами Миндаугас.
На самом деле он симпатизировал Виктории Волгиной. С его точки зрения, она была весьма своеобразным и интересным человеком. Нравился ему и молодой муж Виктории Игорь. Он был на 16 лет моложе супруги, жену свою обожал и буквально сдувал с нее пылинки.
Разница же в возрасте с Мирославой и Морисом у него была всего три года.
При этом Мирослава умудрялась величать мужа тетки дядюшкой…
Морис, естественно, называл его по имени.
– Хочешь, я прочитаю тебе одно тетино стихотворение, как раз к сегодняшней погоде?
– Хочу.
– Тогда слушай:
Хуже нет такой погоды!Где мне взять бокал вина?!Выпить, что ли, и нашкодить?!Но ведь я и так пьянаОт дождя, что льет нахальноСлезы за моим окном!Это просто аморальноПлакать ночью! Плакать днем!Я хочу сухой погоды!Дождь-зануда! Уходи!Ты у матери-природыОбрыдался на груди!От тебя, как и от фальши,Срочно нужно отдохнуть!Шел бы, дождик, ты подальше!Скатертью дорожка путь!Неожиданно небо за окном посветлело.
– О! – воскликнул Морис. – Кажется, дождь внял просьбе Виктории.
Они переглянулись и рассмеялись.
– Почему бы нам не выйти в сад? – спросил Морис.
– Нет, – покачала головой Мирослава, – я, пожалуй, еще почитаю.
Она забралась с ногами на диван, Дон устроился у нее под боком.
– Ну, что ж. – Морис пожал плечами и отправился на прогулку один.
Под открытым небом, конечно, было сыро, но сад весь сиял, словно выглянувшее из-за туч солнце накрыло его невидимым для человеческого глаза колпаком из дрожащих крылышек стрекоз.
Кормушки для птиц в саду они с Шурой развесили давно, не дожидаясь Синичника.
Каждое утро Морис насыпал туда семечки, хлебные крошки, гречневую крупу, подвешивал на ветках кусочки сала.
Синица – птица подвижная, минуты не посидит на месте спокойно, постоянно прыгает, снует по веткам деревьев, вертится, выделывая немыслимые акробатические номера: то повиснет вниз головой, то перевернется на ветке животом вверх.
Вероятно, поэтому много тратит энергии и постоянно ест.
Оттого и корм в кормушки подсыпали несколько раз в течение дня – это делали и Морис, и Мирослава.
И теперь, едва проглянуло солнце, яркие желтогрудые птички тут как тут: порхают, скачут, тинькают.
Морис невольно залюбовался одной из них, бегающей по щербатому стволу.
Раздвоенный ствол старого дерева рельефно выделялся на фоне синего неба. Украшением ему служили два случайно удержавшихся листа, похожие на две искрящихся звезды.
А сыплющиеся с небес в просветы ветвей разноцветные блики превращались в невесомые монетки голубого, желтого, оранжевого, коричневого, серебряного и бледно-золотистого цветов.