Золотая жила для Блина
Шрифт:
— А потяжелее не нашел? — буркнула она, примериваясь к длинному сырому пруту, но голос; у нее был довольный.
Митька сделал из булавки два крючка и ушел; строить плот. Он мало верил, что Лине удастся поймать кого-нибудь на голый крючок с перышками, когда в воде тучами гибнут насекомые. Если будет время, стоит сделать из проволоки острогу и попытаться не ловить, а просто бить рыбу.
Но времени уже не хватало. Дым над рекой густел. Все ближе слышался треск падающих деревьев. Судя по всему, пожар, не сумев перебраться через просеку, обошел ее сверху и теперь возвращался, выжигая лес на второй половине
Блинков-младший ни разу не видел, как вяжут плоты, и придумал свой способ. Сначала, зайдя по пояс в воду, сложил из камней две опоры. На перекинул с берега два бревна. Поперек них накатил еще одно и прикрутил проволокой. Вышло что-то вроде буквы «П». Накатил к перекладине второе бревно, прикрутил.
С каждым разом получалось все быстрее. Бревна он теперь не толкал ногами, а поддевал коле Проволоку закручивал тоже кольями — полз лось туже, чем руками или пассатижами. После нее бревно, шестое, Митька присобачил играют Подтянул проволоку на первом. Обошел готовый плот. Одним краем он лежал на берегу, другим каменных опорах в воде. Выбить опоры — и течение стащит плот с берега. Митьке самому не верилось, что эта махина сотворена его руками. Оставалось сделать кормовое весло, но у него тряслись руки и темнело в глазах от голода. Надо было хотя бы отдохнуть, если зеленоглазая ничего не поймала.
Запах жареной рыбы он учуял даже сквозь дым пожара. Желудок зашевелился, как будто в животе у Митьки ворочался какой-то жадный зверек. Он побежал, думая, как Лина поделит рыбу. По справедливости надо вдоль, но Митька согласился бы на любую часть, хоть на хвост, хоть на голову.
Лина с поджатой ногой лихо забрасывала удочку и костылем ворошила костер. Над огнем на прутиках жарилось целых четыре рыбы, и еще столько же плавало у берега на продетой под жабры парашютной стропе.
— Васька! — растрогался Блинков-младший.
Она обернулась с гордым видом:
— Прошу к столу! Жалко, что без соли…
Если бы Лина не сказала, то Митька и не вспомнил бы, что в рыбе не хватает соли. Фантастически вкусная была рыба. С одной стороны подгоревшая, с другой сыроватая. У первой Митька умял подгоревший бок, сыроватый положил на угли дожариваться, а сам принялся за подгоревший бок второй рыбы. Тем временем подгорел сыроватый бок первой рыбы. Митька взялся за него, а сыроватый бок второй рыбы положил на угли. Он подгорел как раз, когда Митька окончательно расправился с первой рыбой. Так что процесс насыщения шел непрерывно.
Они с Линой попили кипятку из миски, и тут лучший сыщик из всех девятиклассников обрадовал зеленоглазую: очки, которые она нашла, папины, значит, наши живы-здоровы, а что делать им, пока неясно. Надо восстановить ход вчерашних событий. Как лежали очки, когда она их нашла, — на видном месте или завалились за камень? С расправленными дужками, как будто их сняли на минутку, или со сложенными? А пассатижи? Может, они тоже не случайно оказались на берегу? Где она их подобрала — рядом с очками или в стороне?
Допрос свидетельницы осложнялся тем, что гражданка Лемехова не понимала, зачем ее допрашивают. Ей все было ясно. Самолет сел на реку и утонул, экипаж и пассажир ушли за гору искать своих детей. Папа (командир
— Все? — спросил Блинков-младший. Давая Лине выговориться, он вертел в руках пассатижи и опять наткнулся на номер. Что бы это значило — 87812?
— Если я останусь хромой, то придется тебе взять меня замуж! — выпалила зеленоглазая. — Теперь все.
Митька так удивился, что даже забыл о следственных действиях.
— И ты за меня пойдешь? За деспота?!
— А куда деваться, с хромой-то ногой! — вздохнула Лина.
Митька понял, что она и вправду считает их поход через гору напрасным, но больше валяет дурака.
— Раз некуда деваться, то потерпи меня еще немножко.
— А я за тебя собралась не чтобы терпеть, а что бы тебе жизнь испортить. Закон тайги: ты мне, я тебе! — с довольным видом отрезала зеленоглазая. — Дим, я честное слово не помню, как очки лежали! Я их нашла, а потом упала. Все из головы вылетело!
— Ну хоть номер папиного самолета помнишь? — спросил Митька. И услышал:
— Восемьдесят семь восемьсот двенадцать. Легко запомнить: номер моей квартиры и война тысяча восемьсот двенадцатого года. А что?
Он показал номер на пассатижах.
— Лин, это не случайно. Нам с тобой оставили послание, надо только понять, что оно значит.
Глава XXIV
ВСЕ-ТАКИ ПЛЫВЕМ!
Ах, как она взвилась! Что тут понимать?! Если один человек потерял очки, значит, он разиня. Если другой человек выбросил щипцы от самолета, которого уже нет, значит, ему не нужны щипцы. А больше понимать нечего. Или господин сыщик скажет, что очки значат: «Мечтаем вас увидеть», а щипцы — «и ущипнуть»?! Разве папы дикие индейцы, чтобы так переписываться с детьми? Да нет, к счастью, они грамотные люди, могли оставить записку!
Сказав про записку, Лина ойкнула, вскочила и заскакала по берегу, переворачивая костылем камни.
— Дошло, — заметил Митька.
— А ты что сидишь?! — накинулась на него зеленоглазая. — Девушка тут прыгает, крошка-малютка безногая, а он и не чешется! Ну-ка, помогай!
— Была бы записка, они бы придавили ее пассатижами, чем под камнями прятать, — ответил Блинков-младший.
Зеленоглазая молча вернулась и села у костра.
— Отсюда две дороги: по просеке в гору и вниз по реке, — продолжал Блинков-младший. — Ты думаешь, они ушли на гору нас искать, но точно не знаешь. И я так думал, а теперь сомневаюсь. Может, плот построили не уголовники, а наши. Они обязательно должны были оставить записку здесь, на перекрестке. А раз ее нет, я считаю, что очки и пассатижи и есть записка.