Золото Ариеля
Шрифт:
А Хэмфриза нигде не было видно.
Нед прятался некоторое время в лесу, на случай погони, но вокруг стояла полная тишина. Он пошел, хромая, под полной луной, к дому на Аллее Роз. Его путь лежал через поля и тихие леса, простиравшиеся между дворцом и городом. Он подумал, что слышит лай собак в отдалении, и ему показалось как-то раз, что за ним наблюдают светящиеся глаза Варнавы из теней среди заснеженных деревьев. Но то была лисица, она остановилась и смотрела на него янтарными глазами,
Он выбрался на Шу-лейн, где начинались дома и таверны, сам же старался, где можно, держаться в тени. Нед слышал, как похрустывает наст под ногами; время от времени с крыш срывался снег. Наконец он добрался до Аллеи Роз, где благодаря снегу стало очень красиво, чего с этой улицей давно уже не бывало. Сияла луна. Серебряная Луна Робина.
Сначала он зашел в дом Мэтью, надеясь вопреки всему, что брат вернулся, но там не оказалось никого, кроме старого Тью, помешивающего какое-то колдовское, дурно пахнущее варево. Он нагнулся к Неду.
— Все ушли, — сказал Тью. — Все до одного. Все еще ищут вашего брата.
— Элис еще не вернулась? — крикнул Нед.
— Элис что?
— Я спрашиваю: Элис еще не вернулась?
— Элис тоже нет. Хотите поесть? — и Тью указал на котелок.
— Наверное. Попозже.
Он снова вышел из дома — без всякой цели. Дом был противоестественно тих без брата и его друзей. Он заметил проблеск огня в окне пекарни и попробовал дверь. Она была незаперта. Робин, склонившийся над печкой, обернулся с наполовину виноватым, наполовину испуганным лицом. «Кого это он ждал?» — подумал Нед, но когда мальчик увидел, что это Нед, его глаза загорелись от радости, и он произнес:
— Нед, Нед, вы должны это видеть. Смотрите, что происходит.
Нед вошел и закрыл дверь.
— Что именно?
Робин отошел и указал на тигель.
И у Неда, несмотря на усталость, захватило дух и широко раскрылись глаза. Он придвинулся ближе; внутри стеклянного сосуда, который он сам так давно — как теперь казалось — наполнил навозом и кислым вином, разрастался сад. В парах, исходивших от слегка пузырящейся жидкости, пестрели цветы — яркие, как радуга, переливчатые, как солнечный свет на маслянистой воде. Он сел на скамью у печки и молча смотрел, в то время как Робин сел рядом с ним и тоже уставился на тигель, опершись подбородком на руки.
Наконец Робин задумчиво процитировал:
— «Когда разложение нашего семени будет таким образом завершено, огонь можно усилить до появления великолепных цветов, которые сыны герметического искусства называют Cauda Pavonis, или Павлиний Хвост. Эти цвета появляются и исчезают, в то время как жар осторожно регулируют, пока все не станет красивого зеленого цвета…»
Нед спросил:
— Это не из моего письма, да?
— Да. Это написал Тритемиус, — пояснил Робин.
Его худое лицо все еще светилось от удивления. Он смотрел на тигель, словно опасаясь, что
— У мастера Тобиаса было несколько его трудов, и я выучил их наизусть, потому что они такие красивые.
— Робин, этого не может быть. Это какой-то фокус.
Робин не ответил. Он встал и осторожно подложил в печку углей; потом повернулся к Неду.
— Теперь мы должны работать, чтобы достичь стадии Серебряной Луны. Дайте мне глянуть на ваше письмо.
Нед вынул письмо и молча протянул Робину. Тот прочел вслух:
— «Увеличь огонь, пока не появится великолепная радуга Востока. Берегись, Меркатор растет до полного размера под громкие фанфары и взрывы. Соответственно ты должен подогревать и улучшать благородную белую смесь…»
Нед понимал, что все это — обман зрения. Но он не устоял и позволил своему рассудку на некоторое время отдаться во власть этого архаического языка и красоте того, что происходит в тигле.
Переливающиеся цвета все еще трепетали на старых, покрытых паутиной стенах пекарни, превращая ее на мгновение в сказочную пещеру, место, где обитает волшебство, неземные силы.
Он произнес:
— Я думал, для таких опытов требуются годы, даже целая жизнь. Я думал, что этот процесс нужно повторять снова и снова.
— Тритемиус сказал: «Мастер столько же может достичь за одну минуту, сколько за столетие». Я не мастер. Но доктор Ди был им. И он все это записал вот здесь. — Робин благоговейно коснулся письма. — Осталось достичь еще двух стадий: Белого Камня, то есть Серебряной Луны, и Красной — философского камня. Я должен оставаться здесь, при тигле. Я не могу допустить, чтобы на этом этапе что-то пошло не так.
Нед встал. Цвета в стеклянном сосуде исчезали, но лицо у мальчика по-прежнему было восторженное. Нед ни за что не смог бы убедить его, что происходящее нереально.
— Робин, — сказал он, — помни, и теперь больше, чем когда-либо: жизненно важно, чтобы никто не знал о письме, кроме тебя и меня.
Исходил ли от тигля красноватый отблеск — или Робин действительно покраснел?
— Конечно, — ответил мальчик.
Нед вернулся в дом Мэтью, где уже в полном унынии сошлись товарищи брата. Они собрались вокруг стола, молча поедая варево Тью. Льюк отвел Неда в сторону и спокойно сказал, что кто-то искал здесь, но не Мэтью, а его, Неда.
Нед отложил ложку. Люди Ловетта? Или Нортхэмптона?
— Он сказал, что ты должен встретиться с ним на пристани Святого Павла, — продолжал Льюк. — В десять. Но сперва поешь. Судя по твоему виду, тебе это не помешает.
— Он назвал свое имя?
— Нет. Но он сказал, что ты его знаешь. Он хорошо одет, в ливрею какого-то знатного лорда, и он заикается. Он велел передать тебе, что хочет тебе помочь.
Нед отодвинул тарелку.
— Ты не поел…
— Я доем потом, — ответил Нед.