Золото Ариеля
Шрифт:
И они знают о Кейт. Она тоже в опасности.
Он побежал к дому брата, но, свернув за угол Аллеи Роз, остановился. Ему следовало предвидеть это, следовало предвидеть, что именно так и будет.
Улица в конце Шу-лейн была пуста. Обычно даже в такой поздний час у двери таверны стояли кучки пьяниц, а шлюхи смотрели из окна.
Но теперь дверь таверны была плотно закрыта, окно загораживали ставни. Даже жаровня нищих была брошена.
Нед пошел осторожно, держась в тени.
Пекарня была разрушена, хотя это была крепкая каменная постройка. Двери и окна выбиты, крыша рухнула, стены почернели от огня. А дом Мэтью, эта надежная твердыня беззакония, был окружен приходскими констеблями, которые сновали туда-сюда через сорванную с петель дверь.
Из шайки Мэтью не было видно никого. На складе Черного Петри было тихо.
Нед снова вжался в тень, сердце у него громко стучало. Знал ли Саймон, что это должно произойти? Было ли это частью согласованных усилий Сесила и его союзников, среди которых был теперь Нортхэмптон, усилий, целью которых было заполучить Неда и его письмо и разрушить всякое возможное для него убежище?
Он увидел, что к нему кто-то бежит — знакомая фигурка в кожаной шапке с ушами и куртке, большой, не по размеру. Робин.
— Нед, Нед, это в самом деле вы?
По лицу Робина потекли слезы.
Нед быстро втянул его в укрытие.
— Расскажи, что случилось.
— Мэтью мертв, — всхлипнул Робин. — Нашли его тело. Потом пришли констебли. Я побежал спрятаться, но услышал крики, когда они вломились. Констебли расспрашивали всех нищих, всех людей Черного Петри, всех, кого могли задержать, о пекарне и об Элис…
— Элис?
Лицо Робина было воплощением страдания. Он прижимал к груди какой-то сверток.
— Они сказали, что Элис тоже мертва, что она пыталась продать тайну получения золота.
Нед вздохнул.
— Откуда Элис узнала тайну, чтобы торговать ею?
Робин проговорил через силу:
— Это моя вина. Я рассказал ей. Простите меня, Нед. Она прочла мои выписки из вашего письма…
Нед провел рукой по волосам.
— Почему? Почему ты ей показал их, будь ты проклят?
— Она пригласила меня в свою комнату. А потом… Робнн замолчал и повесил голову.
— Потом?
Молчание Робина говорило за него. Нед сказал с горечью:
— Стоила ли она того? Нет, не трудись, не отвечай. Удалось ли вовремя убраться Дейви и остальным ребятам?
— Да. Все догадались, когда увидели сержанта в конце Шу-лейн, и убежали.
— Мы тоже должны смываться. Если у нас вообще есть такая возможность.
И он посмотрел в оба конца улицы, втиснув Робина в темноту, потому что новый отряд констеблей торопливо прошел мимо.
Робин прошептал:
— А тигель все-таки у меня, Нед. Я унес его.
Он похлопал по свертку под своей курткой.
— Если его держать
Нед произнес угрюмо:
— Я думаю, что нам с тобой повезет, если мы проживем еще какое-то время. Пошли.
— Куда мы идем?
— На Бригитта-филдз. Там у меня могут еще найтись друзья. Бежим, бога ради.
34
Все те, кому бывал я рад служить
Своим искусством ради вящей славы…
Всех, всех изъела ржа времен.
Френсис Пелхэм провел день накануне Рождества в состоянии все нарастающего возбуждения. В это утро он сидел за своим письменным столом в конторе в дептфордских доках перед стопкой документов, а клерки и торговые чиновники каждую четверть часа приносили ему новые бумаги. Им не терпелось уйти домой к своим очагам, так как в его комнате был жестокий холод, несмотря на кафельную печь, которая топилась в углу. Но даже торопясь поскорее покончить с делами на этот день, они с удивлением замечали, что сегодня, вместо того чтобы откладывать бумаги для дальнейшего дотошного изучения, Пелхэм бегло просматривал их, а потом подписывал и передавал дальше.
«Перестаньте искать неприятностей…»
В это утро он не задавал никаких вопросов. Как можно? Его жена в тюрьме, под подозрением в сотрудничестве с изменником Рейли. Кредиторы грозят лишить его права выкупить заложенное имущество. Он погибнет, если лишится этой службы.
Пелхэм подписывал все без возражений; он больше не задавал вопросов о документах, которые аккуратно отложил в сторону вчера, потому что в них обнаружилось множество неувязок. Он ничего не сказал, но презирал себя за молчание.
Когда вошел Манселл, казначей военно-морского флота, клерки вытянулись по стойке смирно. Пелхэм тоже встал. И Манселл приблизился к его столу.
— Пелхэм, — сказал казначей, — я слышал, что вы искали меня вчера. Мне сказали, что вы хотели зачем-то видеть меня.
Пелхэм заставил себя посмотреть ему в глаза. Интересно, знает ли Манселл о Кейт.
— Это было обычное дело, сэр. Теперь оно улажено.
Его протестантская совесть невыносимо страдала.
— Прекрасно.
Манселл обошел вокруг стола Пелхэма, указал на стопку, лежащую на нем, на гроссбух. Он был богато одет и ухожен; руки у него были мягкие и пухлые.
— Значит, вы освоились с новой должностью?
— Надеюсь, что так, сэр.
— Я в этом уверен.
Манселл поднес к свету гусиное перо и прищурился, глядя на него. Потом повертел его и положил на место, улыбаясь Пелхэму.
— Скоро у нас появится особая работа. Мне кажется, что вы как раз тот человек, который с ней справится.