Золото бунта
Шрифт:
Никешка ошарашенно таращился на Осташу.
— Пойду по нужде, — жестко сказал Осташа, вставая. — А ты набери водички в котелок наш, поставь в угли. Хоть отвару горячего попьем, пока бабы завтрак сготовят.
Ему не хотелось, чтобы Никешка расспрашивал, когда и как Конон Колывана приговорил.
Осташа зашел в лес поглубже и вдруг услышал в тумане какую-то непонятную возню чуть дальше по склону.
Ближайшая елочка затряслась, нагнулась в сторону, и через нее прямо в руки Осташе упало какое-то мелкое лесное
Осташа сгреб его в охапку и ломанулся к костру.
— Это что за лешачонок с тобой, сплавщик? — весело загомонили бурлаки, но осеклись.
Осташа поставил Петруньку у костра, но мальчишка не держался на подламывающихся ногах, падал. Он был босой, в одной рубашке и штанах, насквозь сырых и заледеневших.
— Держи его! — рявкнул Осташа ближайшему бурлаку.
Бурлак приподнял Петруньку под мышки, а Осташа сволок с мальчишки одежу. Вид у Петруньки был страшен.
— Матерь божья!.. — по-бабьи охнул кто-то из бурлаков.
Спина и ягодицы у Петруньки были во вспухших багровых рубцах. На ребрах вздулись опухоли и кровоподтеки. На руках и на бедрах друг на друга лезли си-нячищи. Половина лица была блекло-черно-рыжая от старых побоев, другая половина — ярко-черно-сизая от свежих. Глаза — как щелочки, бровь рассечена. Петрунька болтался в руках у бурлака, словно щенок.
— Никешка, водки принеси и мой армяк! — заорал Осташа.
Водки на донышке еще оставалось в том штофе, что не допили Логин и Федька.
Кто-то из мужиков уже протягивал Осташе свой зипун.
Осташа завернул Петруньку в зипун и опустился у костра, держа мальчонку на коленях. Глаза у Петруньки оставались закрыты. Подскочил Никешка, протянул штоф, обомлел:
— Да это ж Петро!..
Осташа сунул горлышко штофа Петруньке в рот и вылил водку. Петрунька сглотнул ее, как молоко из мамкиной титьки.
— Силен мужик, — серьезно сказал Платоха Мезенцев.
Петрунька лежал без движения — и вдруг открыл глаза, почуяв в животе взрыв огня. И тотчас его начало колотить.
— Что за малец? — тихо спросил Корнила у Никешки.
Оказывается, почти все бурлаки уже толпились у костра.
— Да из деревни нашей, из Кумыша… — пояснял потрясенный Никешка. — Колывана Бугрина младший сын…
— Колывана? Какого Колывана?.. Который сплавщик, что ли?.. — изумленно загомонили бурлаки.
— Живой ты? — наклонился над Петрунькой Осташа. — Тебя как сюда вынесло-то?..
— Его ув-видел… — продолжая трястись, спаленным от водки голосом просипел Петрунька и указал глазами на Никешку. — П-п-побеж-жал з-за н-ним… Ку-ку-кумыш переп-плыл… К те-тебе бе-беж-жал…
— Почто? — тихо спросил Осташа. Бурлаки вокруг замолчали, ожидая ответа.
— Ба-батька вчера… сказ-зал ка-караванному… что нынче… уб-бьет тв-вою ба-барку… — проклацал зубами Петрунька.
Осташа обвел бурлаков ненавидящим взглядом. Они все слышали. Колыван их тоже приговорил.
— Чего столпились? — зарычал Осташа. — Идите по делам своим!
Ни единый человек ему не ответил, ни единый не отвел глаз.
Осташа вскочил и с Петрунькой на руках побежал в лес.
Он остановился за елками, тяжело дыша.
— Как убьет? — спросил он Петруньку. Мальчишка, спеленутый зипуном, не шевелился, только глядел умоляюще и виновато.
— Он-н н-на я-якоре… за-за К-кликуном вс-станет… Тв-вою ба-барку толкнет н-на Раз-збойника…
Осташа застонал сквозь стиснутые зубы, по-волчьи запрокинув лицо к небу. Душа его вытянулась и истончилась, будто сверху сквозь горло кто-то высасывал ее из Осташиной груди. Петрунька затрепыхался, но Осташа только крепко прижал его к себе.
— П-прости… — прошептал Петрунька.
Левой рукой притиснув парнишку к груди, Осташа схватил себя за лицо и стал мять скулы, нос, лоб, точно вминал в себя эту страшную мысль: ему не пройти Разбойник отуром. Ему никогда не доказать батину правду. Все зря. Колыван победит.
— Ладно, ладно… — обморочно забормотал Осташа и для себя, и для мальчонки. — Ладно… — Он подхватил Петруньку другой рукой и стал качать, как младенца. — А тебя-то кто так уделал? Воры?..
— Н-не было воров… Их ба-батька придумал… С-сам он всех н-н-нас бил… У-узнал, что ты-ты Н-неждан-нку… с-с-с… с-сп-п… В скит ее отп-правил… До-до П-прошки…
— Что ж она там — повесилась?
— У-убеж-жала…
— Куда?
— Н-не знаю… Я с-сам из до-дома убеж-жал… К те-теб-бе…
— Ну что мне делать с батькой твоим? — с мукой спросил Осташа у Петруньки. — Что мне делать с тобой? Что с бурлаками делать, с собою?..
— П-прости…
— Заладил: «прости», «прости»!.. — сорвав сердце, крикнул Осташа и напролом сквозь ельник пошагал обратно к костру.
Его молча ждали. Он сел на прежнее место и снова пристроил Петруньку на колени, чтобы мальчонка отогревался от огня.
— Что скажешь? — наконец спросил Корнила Нелюбин.
— Ничего, — буркнул Осташа.
— На одной барке идем… Где ты — там и мы. Осташа упрямо смотрел на угли.
— Мы еще посмотрим, чья возьмет! — вдруг заорал он и поднял на народ бешеные глаза. — Я тоже сплавщик! Тоже не из шишки выковырян! Боится кто — не держу!
Оказывается, все бурлаки сидели вокруг костра, как на ночных пересудах. И вот один не торопясь встал, встал второй, третий, пятый… Они разошлись по полянке и скоро небольшой толпой вернулись обратно, уже плотно одетые в зипуны и перепоясанные.