Золото Каралона
Шрифт:
Сойки орут не зря. Росомаха рявкнула и словно огромная собака метнулась от палатки в сторону ольховых зарослей. Аркадий навскидку запоздало стреляет, ругает наглую бестию. Осматривает прорванный когтями брезент, остатки сухарей, разодранные пачки чая. Неторопливо разжигает с двух сторон от палатки костры. Стягивает капроновой леской порванный брезент. Разогревает тушенку и продолжает думать о находке, о старом охотнике Прошке и загадочной Шайтан горе на Зимнояхе. Валится на ложе из стланиковой подстилки,
По долине несется громкое «Эге-ге-е!» Вдоль реки бредут двое. К табору подходят Кузьмин и Зверко. Молодой парень по кличке Кузя, едва присев у костерка с подвешенным на треноге котелком, спрашивает:
– Поисковик, как дела? Небось, спал тут с утра до ночи…
Цукан молчит.
Сорокалетний хохол Зверко с перстнями наколок на левой руке, правило «меньше знаешь – крепче спишь» – усвоил хорошо.
– Чайку, Федорыч, плеснешь?
– Так нету, Василий. Брусничник с шалфеем варю. Росомаха, тварь поганая все сожрала!..
– Так у меня есть. Щас запарим.
– Сварите чай. Палатку скатаю, перекусим и пойдем, чтоб успеть засветло.
Цукан отходит к реке, присев на корточки, ожесточенно трет песком миску, ложку и продолжает думать о самородке.
– Ты, Кузя, Федорыча не задирай. Он зам у Бурханова. Мужик крутой. Он и врезать может. Не смотри, что худой, правой рукой завалит на раз и два.
Навьючили рюкзаки. Увязали ремнями проходняк, инструмент.
– Вперед, по одному… А ты, Кузя не отставай. Росомаха с дерева прыгает, когти страшенные.
– Пугаешь, да? Пацана, что ль нашел? – Кузя головой крутит, рыская глазами по долине. – Еще скажи, что эта тварь золото стережет.– Громко хохочет: – Злой дух Куранаха…Ха-ха-ха.
Алдан, поселок Кучкан, база артели «Звезда».
В конторе, сооруженной из строительных вагончиков под одной общей крышей, Цукан кидает на стол холщовый мешочек.
– По моим замерам до двадцати грамм на куб, когда попадаешь в струю. Богато! Такое и на Колыме в редкость…
Бурханов выходит из-за стола.
– Молодец, Аркаша! Русло жирное нашел, задел на следующий сезон нам обеспечен. Но о результатах никому ни слова.
На карте прибрасывает курвиметром расстояние до табора на реке Куранах. Трет руки, словно от холода.
– Отлично! Почти под боком, двенадцать кэмэ. А в управлении убеждают, что там нет перспектив…
– Я неделю мантулил вхолостую. Думал пустышка… Потом на левой стороне у прижима, поставил проходняк и сразу поперло. Так и шел вверх.
Бурханов приоткрывает дверь, кричит.
– Маня, позови Снегирева.
Входит крепыш похожий на тяжелоатлета с бобриком седых волос.
– Дмитрий, технику нужно готовить на Куранах. Начнем мыть в этом году.
– У нас нет разрешения?
– Я договорюсь с геологами. Оформим, как разведочные работы по запасам. И будем оформлять допуск на производство работ.
Разные люди заходят и выходят. Ведут разговоры. Цукан спит, откинувшись в дерматиновом кресле. Входит краснолицый одышливый мужчина. Громко здоровается. Цукан вскидывает голову. Смотрит недовольно.
– Привет, Виктор Борисыч, голосистый ты мужик. А твою фетровую шляпу и массивный живот, за версту видно.
– Ты, Цукан простак. Не понимаешь, финансист – лицо предприятия, должен солидно смотреться. А глядя на твою бандитскую рожу и грязный бушлат, чиновник не возьмет подарок, не окажет артели содействие.
– При твоей министерской зарплате, нужно еще на шею цепь золотую повесить для солидности.
– А тебе завидно. Я в Госплане работал. Но Бурханов уговорил, я согласился.
– Аркадий, что с тобой! Мы же на правлении артели обсуждали. Я едва уговорил Виктора Борисовича переехать из Москвы, а ты хамишь. Тебе, что денег мало!
Бурханов пристально смотрит, всем видом показывая недоумение. Цукан встает, торопливо выходит из конторы.
– Выйду, перекурю…
– Дурит, что-то твой заместитель.
– Пройдет. Мужик характерный. Мы с ним начинали на Колыме на горно-рудной проходке. Много лет его знаю. Спец незаменимый, у него чуйка на золото.
– Но ведь пьет.
– Было. Уходил в запой после ссоры с женой. Уезжал из артели, но я принимал. Потому что знаю, Аркадий не продаст. Видишь шрам вдоль черепа?
Бурханов приподнимает волосы на голове.
– Давнее дело. Застряли во время пурги под Омсукчаном. Снегу по пояс. Чтобы пробиться, стали продергивать ЗИС лебедкой. Почти вылезли из низины, когда трос оборвался, пробил мне черепушку. Цукан тащил на самодельной волокуше к трассе полдня. В больнице врач пульс не нашел и говорит:
– Зачем сюда притащил. Тащи в морг. Я не волшебник, трупы оживлять не умею.
Цукан насел на доктора. Кричит:
– Меня чуть не похоронили после взрыва в шахте, а я выжил.
Короче, расшумелся, задергал всех. Вкололи мне две ампулы адреналина. Сделали открытый массаж сердца. Подключили аппарат искусственного кровообращения…
«Я не волшебник – трупы оживлять не умею», – ту фразу наши орелики по сей день вспоминают. Смеются.
– Вы что с ним в одном лагере сидели?
– Было дело, на Хатаннахе. Позже в пятьдесят шестом меня реабилитировали, а его нет. Хотя Аркадий ходил юнгой на грузовом судне. Они обеспечивали доставку десанта на Курилы в августе сорок пятого, ему вручили медаль за победу над Японией. Но удостоверение не сохранилось… Поэтому я ветеран ВОВ, а он шпана безродная.