Золото Ларвезы
Шрифт:
– Пойдем, я покажу тебе кое-что необыкновенное, – пообещала она заговорщическим тоном, когда вышли из чайной.
– Показывай, чего ж не поглядеть, если за это денег не просят, – благосклонно отозвалась новенькая.
– Внутри Владения Дахены деньги тебе не нужны, а если захочешь что-нибудь купить в лавке, наши покровители одаривают нас деньгами на расходы. Скажу по секрету, тебя наверняка сегодня вечером щедро одарят, так заведено.
Они поднялись на четвертый этаж, прошли по солнечному коридору с видом из окон на соседние грандиозные постройки и остановились перед большой двустворчатой дверью, украшенной резьбой и покрытой
– Угадай, что там?
– Да кто ж вас знает.
– Смотри! – заранее торжествуя, Мейлат распахнула протяжно заскрипевшие створки и отступила в сторону.
– Петли-то чего не смазали, – критически заметила ее спутница, как будто ничуть не пораженная зрелищем.
– Знаешь, что это такое?
– Да я ж тебе не вчера из деревни приехала! Знать-то знаю, только не скажу, как это будет по-вашему. А в Ларвезе это называется театр, эка невидаль.
– Ты знаешь, что такое театр? – обескуражено промолвила Мейлат.
– А ты думала, на деревенскую дуреху напала? – злорадно хохотнула новенькая. – Это в Суринани их раз, два и обчелся, то-то вы наше ларвезийское слово прикарманили, а в Ларвезе свой театр есть в каждом захудалом городишке. Я-то думаю, куда она меня повела, чего такое хитрое у нее на уме… Удивила графиню кружевными панталонами!
Она зубасто ухмылялась, и Мейлат тоже неуверенно улыбнулась: все-таки хорошо, когда высмеивают не тебя за то, что ты невкусная, а всего лишь какое-то обстоятельство, о котором ты рассказала. Хотя в глубине души стало обидно: она любила театр, вовсю помогала с костюмами и декорациями, а уж какое счастье, когда ей тоже перепадала какая-нибудь крохотная роль! Кто же позовет на мало-мальски значительную роль невкусную? В этом мире все лучшее – для вкусняшек.
И этот зал она любила: старый бархатный занавес цвета венозной крови расшит золотыми звездами, ряды стульев с кожаными сиденьями – для людей, роскошно убранные ложи – для вурванов. Кое-где на вытертых бархатных перилах и на полу видны остатки замытых пятен: напоминание о том, чего у Мейлат никогда не будет… Она сглотнула горький комок.
– Ну и воняет у вас тут, – сморщила нос Клименда. – Как в сарае, где поросей резали и запашок остался.
shy;- Это аромат крови тех, кого здесь вкушали во время представлений или после, – голос Мейлат дрогнул от сдержанных слез, до чего же она завидовала тем счастливчикам. – Некоторых вурваны прямо здесь выпивали досуха – это же вурваны, бывает, что на них нападает неистовая жажда, которую надо поскорее утолить. А наша человеческая доля – быть для них желанной пищей, так мир устроен.
– Надо же, мне бы и в голову не пришло, – отозвалась после паузы новенькая. – А что у вас в театре за пьесы? Есть над чем посмеяться?
– Пьесы не смешные, мы ставим драмы и трагедии про еду. Моя любимая – «Медовая Амилат», про девушку-сироту, которая жила в диких землях и всем угождала, но ее все равно обижали, а потом она прибралась в доме у доброй волшебницы, и та в благодарность сделала ее кровь сладкой, как мед. Однажды она нашла умирающего от жажды вурвана и напоила его своей кровью, и он забрал ее в свои владения, и дальше Медовая Амилат жила счастливо.
– Ну да, – хмыкнула Клименда. – Пока не выпили досуха.
А Мейлат тихонько вздохнула: хотела бы она тоже встретить добрую волшебницу, которая сделает ее кровь сладкой, как мед!
– Еще мне очень нравится «Украденная трапеза», но там конец грустный. Я там сыграла городского фонарщика с лестницей, который всего два раза выходит на сцену и говорит: «Вот и вечер наступил, пора зажигать фонари» – чтобы зрители поняли, что уже вечер. Трое вурванов явились в дикий человеческий город, чтобы утолить жажду, и встретили юношу с очень вкусной кровью. Перед этим его ранил грабитель, рана была неопасная, и он шел по улице, роняя алые капли, а вурваны слизнули и отправились по следу за ним, потому что ничего вкуснее не пробовали. Тарсил состоял в услужении у мага, мыл склянки и горшочки для зелий. Он стал тайком пускать вурванов в дом, чтобы они вкусили его крови, потому что в глубине души он всегда чувствовал, в чем состоит человеческое предназначение, и мечтал занять свое место в пищевой цепочке. Зловредный невкусный хозяин однажды вернулся в неурочный час, и произошло магическое сражение. Один из вурванов был убит, а двое других сбежали, и Тарсил с ними. По дороге вурван и вурвана из-за него поссорились, между ними начался поединок, а Тарсил тогда схватил нож, крикнул: «Вкусите меня оба, пока нас не настигла погоня!» – и одним взмахом перерезал себе горло. Вурван и вурвана выпили его кровь до последней капли и помирились над его телом, а из его сердца выросла волшебная роза – говорят, у каждого, кто ее понюхает, кровь становится вдвое слаще.
Вот бы понюхать ту розу…
– Пьески-то сами сочиняете? – поинтересовалась Клименда.
– Что ты, нет, конечно, сочиняют вурваны! Люди не способны создавать ничего нового, они же предназначены не для этого. Заниматься творчеством могут только те, кто находится на вершине пищевой цепочки. Все наши пьесы, сказки и песни придуманы вурванами, они заботятся о том, чтобы мы не скучали.
– И еще они вовсю вешают бубенцы вам на уши, – пробормотала себе под нос ее собеседница.
– Какие бубенцы?
– Присказка такая, слово выскочило – что дверь хлопнула. В ваш театр небось со всей Эгедры народ приходит?
– Бывает, – с гордостью подтвердила Мейлат. – А мы иногда ходим в театры других Владений. Нас пригласили во Владение Сукомы на «Любовь к трем каплям», премьера уже скоро, ты тоже пойдешь!
– Душно здесь, – окинув зал недовольным взглядом, заметила Клименда. – Погулять-то на свежем воздухе можно?
– В парке. Новеньких первое время в город не выпускают. Идем, покажу тебе двор.
Сердце заранее сжалось, но раз она будет не одна, а вместе с нераспробованной вкусняшкой, может, и не станут к ней цепляться, разве что вслед что-нибудь скажут.
– Пошли, хоть на людей погляжу, а то ходим, как по вымершему дому. Словно всех, кроме нас и того доходяги в чайной, ваши заботливые уже слопали.
– Людей у нас много, только они сейчас в парке или в других помещениях, – Мейлат натянуто улыбнулась. Она нарочно выбирала такие лестницы и коридоры, где невелика вероятность кого-нибудь встретить.
На лестничной площадке между третьим и вторым этажом с Климендой случился странный припадок. Она вздрогнула, остановилась, как вкопанная, и изумленно произнесла:
– Дирвен?..
В замешательстве огляделась, а потом выражение лица у нее стало такое, как будто о чем-то узнала и сильно рассердилась. Не обращая внимания на Мейлат, уселась на подоконник, уперла руки в колени, растопырив локти. Глаза недобро сощурены, зубы оскалены, тронь – укусит. Порой она что-то свирепо бормотала на незнакомом языке.