Золото муравьев
Шрифт:
Дорже Намгиал — тибетское имя, означающее «небесный гром». В этом нет ничего удивительного, если учесть, что в VIII веке народ минаро проиграл войну с тибетскими завоевателями, а позже частично принял ламаизм. Впрочем, типичное тибетское имя было тем немногим, что связывало Дорже с Тибетом. И я, и он сразу поняли, что мы имеем что-то общее. Для него, как и для меня, тибетский язык был иностранным — языком, которым он владел лучше меня, но который все же считал чужим. Его длинный нос, выразительная мимика и светлые глаза говорили о нашем родстве. Я сердцем чувствовал, что рядом брат. Скажу, что за двадцать лет, проведенных мною в Гималаях, я много раз подвергался шуткам относительно длины моего носа и, кроме того, получил прозвище Желтые Глаза — так тибетцы обычно называют европейцев. Мне было отлично известно, что должен был чувствовать Дорже Намгиал со своим длинным носом и светлыми глазами. Какие могут быть разговоры, конечно же мы были братья!
Дорже все понял, прежде чем я успел раскрыть рот.
— Я знаю, что мы похожи, — сказал он медленно сиплым голосом.
Я чуть было не подавился своим виноградом. Позднее до меня дошло, что тибетцы, ладакхи и индийцы, проходящие через его деревню, должно быть, не отказывали себе в удовольствии заметить, что у него смешная наружность. Вряд ли можно, постоянно слыша, как потешаются над твоим длинным носом и желтыми глазами, не испытывать солидарности с несчастными, подобными тебе.
Как выяснилось, Дорже Намгиалу в самом деле давно надоели разговоры всех этих индийцев, ладакхов, заскарцев и даже туристов-европейцев о том, что у него смешная наружность, что он похож на англичанина или, того хуже, на туриста. А ведь, признаться, и я выслеживал его именно потому, что у нас обоих длинные носы.
— Пойдем ко мне, угощу тебя чаем. Там же и поговорим, — сказал я Дорже, ведя его на постоялый двор, где пришлось остановиться, поскольку в гостинице моего друга Какпори мест не было.
Я твердо решил, что должен не упустить пленника, и для начала стал поить его чаем. Надо признаться, чай был отвратительным: вкус портила серая, с примесью слюды, вода из реки Суру, протекающей прямо за земляной стеной моего жилища. Больше угостить было нечем. После шести недель дороги мы с Мисси сами уже напоминали минаро. От покрытых же пылью туристов, прибывающих в старых автобусах из Лexa или Сринагара, меня отличало исключительно мое общение с местными жителями на их языке.
Из-за плохого угощения я чувствовал себя крайне неловко. К счастью, Нордруп вовремя пришел мне на выручку, принеся пирожных и большой пакет со свежими абрикосами, которые Гром Небесный-младший начал уплетать с видимым удовольствием.
Когда наконец я напоил свою жертву чаем с козьим молоком и отправил Нордрупа за новой порцией абрикосов, то почувствовал, что пора начинать действовать.
— Так вот, — сказал я по-тибетски, — ты слышал о деревнях дрок-па в Заскаре?
— Да, конечно, — ответил Дорже. — Ты знаешь, раньше весь Ладакх и Заскар были нашими.
— Может быть, — сказал я, вспоминая о том, как преподобный Франке жестоко поплатился, заявив слишком поспешно, что дарды расселены по всему Ладакху. Дорже продолжал бормотать что-то, но меня слишком занимали его уши, и я не слушал. В одном ухе у него была серьга, изображающая солнце и луну, а в другом закреплены три диска, похожие на перламутровые пуговицы. Я решил не смущать моего друга вопросом о его странных украшениях и не спрашивать, почему на шляпе он носит большой букет увядших цветов. Соблюдая вежливость, я осведомился только о деревне, где он живет.
— Сколько семей живет в Гаркунде?
— Сорок.
— А когда появилась ваша деревня?
Дорже рассказал мне, как в далеком прошлом семь человек из Гилгита, охотясь на горного козла, поднялись по течению реки Инд. Как-то, решив подобрать выпущенную стрелу, они забрели в долину Дах («да» по-тибетски означает «стрела»). Вдруг один из охотников обнаружил приставшее к подошве ячменное зерно. Он предложил посеять его и вернуться через год. В назначенный срок охотники увидели, что ячмень принялся хорошо, и решили остаться здесь навсегда. Сначала поселились в пещере, а затем была построена деревня Дах. Когда она разрослась слишком сильно, появились другие: Гаркунд и позднее Дарчика.
Минаро из поселка Гаркунд.
Так началась первая из моих бесед с Дорже Намгиалом, к которому вскоре присоединились и его приятели. Каждый день я собирал, сколько мог, сведений о минаро из деревень Гаркунд, Дарчика и Дах.
Одной из первых задач, стоящих перед нами, было составление словаря языка минаро. Единственный словарь этого языка, составленный Шоу и опубликованный в 1887 году, включал всего лишь сто восемьдесят слов. В Каргиле мне удалось определить значение еще пятисот слов и записать их произношение на магнитную ленту. Я подумал, что это могло бы помочь языковедам лучше установить разницу между языком минаро и вариантами языка шина, распространенными в Читрале, Асторе и Гилгите. Я всегда удивлялся живучести языков, тому, что они способны пережить серьезные политические и даже этнические изменения в обществе. Среди самых стойких языков и наши индоевропейские языки, так широко распространившиеся в мире.
Конечно, языковых вариантов существует великое множество, но большинство корней все же неизменны. Иногда сходство просто поражает, если принять во внимание расстояния, которые разделяют народы, говорящие на родственных языках. Так, например, санскрит и славянские языки во многих отношениях совершенно идентичны. Многие слова минаро, которые я записывал, казались мне очень знакомыми и были похожи на английские эквиваленты тех же слов: дарр — door (дверь), хатх — hand (рука), тем — time (время) и т. д. Другие были схожи с французскими: куттер — couteau (нож), бастон — b^aton (палка), ту — tu (ты). Многие слова имели окончания, созвучные греческим. Впрочем, некоторые слова минаро были заимствованы из тибетского и ладакхского языков, а эти языки в свою очередь усвоили многие слова минаро.
— Как по-вашему «муравей»? — спросил я как ни в чем не бывало.
— Руи, — ответил Дорже.
— А как «золото»?
— Сер, — ответил он.
«Сер» имело то же значение и в тибетском. И тут я спросил у Дорже напрямик:
— А золото муравьи добывают?
— Что? — он даже вскрикнул от удивления.
Пришлось попытаться объяснить ему историю, рассказанную Геродотом, но он только таращил на меня глаза. Ни он, ни его друзья никогда не слышали странной легенды о муравьях, собирающих золото. На берегах Инда есть золото, объяснил он, это всем известно, но чтобы его добывали муравьи — такого никто не слышал.
Я, понятно, был разочарован. Но, может, Дорже и его приятели из Каргила слишком молоды или слишком мало знают и просто не слышали легенды? Надо будет опросить других минаро, особенно тех, кто постарше Дорже. Хотя, с другой стороны, вся эта история о муравьях могла быть действительно всего лишь легендой.
Каждый день я поил Дорже и его приятелей чаем, и чай нам уже порядком надоел, как вдруг однажды между делом выяснилось, что минаро с Инда делают вино.
— Вино из раш, — объяснил Дорже, подмигнув мне.