Золото тофаларов
Шрифт:
— Да, он был моим старым знакомым. На Севере работали вместе несколько лет назад.
— В Магадане?
— Нет, но близко — на Чукотке.
Маленькая машинка загудела в руках Соломона, и вкусный запах свежеразмолотого кофе поплыл по комнате.
— А я был в Магадане! — сказал Геллерштейн с некоторой гордостью.
— Участвовали в великих стройках?
— Что вы, что вы! — Соломон Яковлевич правильно понял вопрос и суеверно плюнул через плечо. — Нет, я сам, по собственной
— Ну и как впечатления?
— О! Сильные! До сих пор вспоминаю как ярчайший эпизод биографии. Я в старательской артели работал, шлиховщиком.
— Вы серьезно? — Я не мог сдержать удивления.
— Ну конечно, теперь самому трудно поверить! — Соломон Яковлевич покрутил в воздухе пухленькими розовыми ручками. — А ведь у меня нюх был на золото поразительный. Я в таких местах его намывал, где другие и подозревать не могли.
— И сейчас сохранился? — Я прихлебнул жидковатый кофе.
— Что?
— Нюх?
Геллерштейн поперхнулся изотопной конфеткой, посмотрел на меня осуждающе.
— Не судите, да не судимы будете. Золото — вещь притягательная, многие обжигаются, я, увы, не исключение. Но ведь и вы ко мне заглянули не зубки подлечить?
— Без комментариев, дорогой Соломон Яковлевич. Боюсь, наш общий знакомый, что недавно отсюда вышел, не поощряет излишние откровения своих… — Я запнулся в усилиях подобрать нужное слово, которое с наименьшими потерями для самолюбия определяло нашу незавидную роль.
— Стукачей, — любезно помог мне Геллерштейн и сокрушенно вздохнул. — И чего только не сделает с человеком другой человек! А знаете, Гришин мне рассказывал о вас, немного правда, но рассказывал. И, признаться, я представлял вас совершенно другим!
Я пожал плечами. Что мог наболтать Гришин этому шустрому потомку Эскулапа? Странно, однако: Соломон Яковлевич — и вдруг шлиховщик. Что-то мне в последнее время необычные старички этого сорта попадаются. То рейнджер, там, в морге, то золотоискатель. И оба, заметьте, по медицинской линии совершенствовались.
— Что же вы, Соломон Яковлевич, покинули высокие широты?
— Это вы про Магадан? Да я, можно сказать, и не покидал его с тех пор… — продолжить эту загадочную мысль старику помешал Кравцов, совершенно неслышно появившись в кабинете.
— Воспоминаниям предаемся? — Голос Кравцова заставил Геллерштейна вздрогнуть.
Умное лицо Соломона Яковлевича вновь обезобразила истерично-веселая улыбочка.
— Да вот знакомимся потихоньку с Сергеем Александровичем! Кофейку не желаете?
Кравцов взял из вазочки конфету «Радий», прочел название, усмехнулся. Положил кондитерское чудо на коренные зубы одного из протезов, прижал сверху второй челюстью.
— Апофеоз ядерной войны! Шедевр в стиле Сальвадора Дали.
— Вы мастер импровизации! — угодливо засмеялся старый дантист.
Кравцов кивнул серьезно.
— Импровизация в нашем деле — часто ключ к успеху. Ну как, Соломон Яковлевич, у вас сложилось представление о нашем дебютанте? — Кравцов кивнул в мою сторону.
— Вполне, вполне. Я уверен, что мы сработаемся с… коллегой.
Так, так! Похоже, что планы Кравцова в отношении меня не ограничиваются одноразовой «импровизацией».
— Хорошо. Ну, до скорого, Соломон Яковлевич! Поехали, Сергей, нас ждут.
— Павел Борисович! А как же с поездкой Яши? Мальчик жаждет увидеть землю предков! — задержал нас Геллерштейн.
— Поездка состоится, как я и обещал. Если вы завтра сильно постараетесь.
— Я постараюсь, постараюсь.
В машине я спросил Кравцова:
— Что это там старик болтал про Магадан?
Я думал, что опять нарвусь на замечание или Павел постарается уйти от ответа, но, к моему удивлению, он стал говорить охотно:
— В конце пятидесятых, когда стало широко разворачиваться старательское движение, Соломон рванул в Магаданскую область. Хотел участвовать в организации артелей. Он тогда уже был фигурой известной, с коллекционерами работал. На антиквариате капитал создал, хотел выгодно вложить.
— Он говорил, что шлиховщиком работал, — перебил я Кравцова.
— А, чушь! — отмахнулся тот. — Соломон хотел кусок пожирнее отхватить, но не дали. Все уже было прибрано к рукам. Все, что он мог сделать — это ниточку сбыта сюда, в Москву, протянуть. Частные дантисты — традиционный «золотой рынок». Ну, дали мы ему раскрутиться и потом аккуратно взяли за одно место. Вообще-то он старик интересный — поближе познакомишься, узнаешь.
Я отметил про себя, что никакого желания устанавливать более теплые отношения с Геллерштейном не испытываю, а вслух спросил:
— А кто Соломона к артельному делу-то не подпустил? Кто все захапал?
Кравцов задумчиво посмотрел в окно автомобиля. Помолчал.
— Это очень сложный вопрос, — наконец сказал он. Энтузиазма уже не было в его голосе. — Эти проклятые артели невозможно контролировать. Специфика производства! То растут как грибы, за год обороты будь здоров набирают, только начинают к ним присматриваться — бах! Лопнула как пузырь мыльный — и нет ничего! А золото приисковое в Москве появляется часто, только цепочки все время рвутся — одно-два звена, и все, пусто. Да и другие возятся вокруг этих дел, а у семи нянек…