Золото. Книга 4

Иванько Татьяна

Он закашлял, но тут же задышал тяжело и быстро, быстро, будто торопясь сказать:

– Я… Он сказал, что отнимет что-то… и отнял… нашего сына забрал…

– Не надо, Бел… – плача, прошептала я.

Больно… больно даже думать об этом. Не надо, Бел… Тем более… Но он даже сел, не валится уже тяжёлой безвольной спиной, смотрит на меня:

– Это потому что я так… вот так это сделал…Тайно, обманул тебя, завлёк в Лабиринт… так нельзя… Но я думал, ты не пойдёшь, если я скажу всё. Не пошла бы… Я знал, что там, в Лабиринте, мы… Обманул тебя. Ты всё правильно

тогда сказала… а я… Ава… ты для меня… я не думал, пока вот в эти недели… пока не узнал тебя. Я думал, что люблю тебя, но я и не знал, что это значит… Знаю теперь… это… Это так больно… – он наклонил голову лбом ко мне… – Ты никогда не сможешь теперь верить мне… все предают тебя… и я – главный предатель… я не могу оставаться им… Ава-а-а!

Бог милосердный, он плачет, хватая меня за плечи тяжеленными раскалёнными руками… Словно расплавленным железом наполнился.

– Бел… не надо, – я обняла его голову, мокрую густыми волосами, горячую. – Ну, не надо…

– Я… видел тебя… с ним… – он поднял глаза на меня, зрачки широкие во весь глаз. – Я вас видел, там… в лесу вас видел… вас двоих… – он прижал ладонь к лицу. – Его спина, такая… такая дли-инная… такая гибкая, от пота блестит… мышцы как вожжи натянуты… Ах, Ава… и как… н-н… Ава… я видел всё… Ты его любишь… Ты так его любишь, что мне страшно! Мне страшно…

Он опять смотрит мне в лицо громадными зрачками, будто хочет проглотить меня ими.

– ОН мне сказал, что я увижу… А я не могу, если ты меня не любишь! Ты всегда меня любила и вдруг не любишь больше… Я хочу умереть… Так больно, я думал, уже умер, как больно… Я не смогу без тебя… Я думал я другой…. И у меня нет сердца, а там одна боль. Раскалённая как сталь в горне… одна боль!.. Ава-а-а… я сам всё это сделал! Нева говорила: не трогай её! Но я… я тогда думал о другом… а теперь… теперь, я знаю, я хотел, чтобы ты вернулась и любила меня. С самого начала. Меня никто не любил, кроме тебя, я это помнил… И тосковал… Так тосковал без тебя… Даже не думал… Вот потому хотел, чтобы ты вернулась… только для этого, вот что… Теперь только и понял. Ты… никогда не простишь меня?.. Я так напутал… я погубил нас. Нашего сына первым… Я посланник Зла для тебя…

Господи, да что же это такое?!.. Что в голову себе забрал… Господи, спаси его!

– Бел, послушай, – я обняла его, чтобы он слышал. – Я всегда буду рядом. Слышишь меня, никуда не денусь. Никогда. Нас осталось двое всего… Что захочешь, Белушенька, всё, что захочешь, только не умирай. Только не умирай! Останься… – у меня потекли бессильные слёзы, я понимаю, что ничем не могу помочь ему, его грудь почти не дышит, его сердце колотится так быстро, что вот-вот захлебнётся… – Не умирай, слышишь?

– Ава… Авуша, девочка… Девочка… моя девочка… простишь меня? – шепчет он, жаром дыхания обдавая мне кожу.

– Простила давно, не говори об этом! Пожалуйста, помоги мне, вернись! – заливаясь слезами, говорю я.

– Зачем тебе я? Я…

– Бел! Не умирай!.. Слышишь, ну, что мне сделать?.. Только не умирай!.. – я уже рыдаю…

Что мне ещё сделать, чтобы

убедить его, чтобы заставить остаться? Я чувствую, он просто не хочет. Он сможет, если захочет. Но он не хочет… не хочет… «Посланник Зла», да что ты, Бел…

…Горячая чернота обступает меня. Я позволил болезни взять меня. Я мог не позволить. Я мог не подпустить её даже. Но я хочу умереть. Я не смогу жить без Авы. Она не моя теперь, я её отдал! Отдал! Сам отдал. Никто не заставлял!.. А Орик взял.

Что теперь осталось? За что мне бороться?.. Только сдохнуть… Но вот она… Пришла… пришла… к сердцу тепло, будто в ладошки взяла. Ава, не отпускай… пока ты его держишь, я не уйду.

Говорит со мной и плачет… надо всё успеть сказать. И всё. Всё, не стану я бороться…

– Я Тебе «не стану»!.. А ну!..

Его голос грохотом в голове…

– Кто ты? – воскликнул я. – Ты – Он? Ты же ушёл, не отвечал мне!

– А Ты хочешь, чтобы Я Тебя всю жизнь водил?! А ну, возьмись! В Тебе сил на сто лет! Я Тебе столько дал, чтобы Ты отказывался?! Не сметь!..

Меня сотрясло будто от толчка.

– Ты мучаешься? – хмыкнул Он. – Я говорил! Я говорил, что будет это – эта боль! Но Ты хотел любви! Это любовь! За блаженство платят болью!

– Я не смогу без неё!

– Она рядом! Я не забрал Её! Ты умолял не брать, Я оставил. Я Тебе Её оставил!

– Она его любит! – плачу я.

Я жалок и слаб…

– Всё! Не возьму Тебя! Живи, пей жизни полный кубок!..

Ночь накрыла город и терем духотой и непроглядной тьмой. Сегодня на Лунном дворе траурный день – Новолуние. Поэтому наше полуночное моление пронизано тоской и слезами. И это как раз то, что заполняет мою душу: Белогор заболел, я чувствовала это сегодня, поэтому такая тоска и мутность переполняли меня с самого утра.

Он никогда не болел, он может остановить любую болезнь. В других, а в себе тем более, на подступах уже. Как же он мог впустить эту?

Впустил сам… Почему? С ним что-то не то творится в последнее время. Так расстроен, что не родится его ребёнок? Ну и что? Ещё сто раз можно… Думает, Авиллу не возьмёт в оборот?..

Вернувшись в свои покои, я застала Явора. Я и забыла, что звала его сегодня… его жёсткие руки, губы, его ласки… кто бы знал, до чего мне сегодня это в тягость.

Этих постельных утех мне желалось за всю жизнь с одним только моим милым Белогором. А он лишь показывал, показывал, что я ему не ровня.

Не ровня, да. Но ровню тебе не взять. Никогда не взять, как бы ты не упирался! Так и люби же меня!

Мне хотелось плакать. Явор воспринял мои слёзы как свидетельство страсти…. К счастью, за многие и многие годы я научилась изображать всё, чего они хотят. Мне, моему телу радости от этих взаимодействий, которых так много в моей жизни, нет никакой, но мужчины должны думать, что дарят мне усладу, в которой я тону, как муха в патоке … Где бы я была, если бы не умела этого?.. Все и всегда ценили именно это во мне. На что красота, если она не радует?.. Вот я и радую.