Золото. Книга 5
Шрифт:
– Чё уж, увязался, теперь никуда не уйду, – сказал я, придерживая занервничавшего коня.
– Ох и дурак ты, Лай-Дон… ты… ты не сможешь, как я, – сокрушённо проговорила она, убедившись, что я один.
– Поглядим, – расхрабрился я.
– Вернись, не дури! – прикрикнула она.
– И не подумаю даже.
Она смотрела долго своими чудными глазами и проговорила, наконец:
– Учти, – говорит твёрдо, даже не думая мягчить со мной, – заботиться о тебе не буду, не сможешь как я, поедешь назад. Ясно?
– Ясно, что ж неясного, – сказал я.
– Ну,
– Да я уже пожалел, но не оставлять же тебя теперь.
Она вздохнула:
– Одной мне легче, Доня, я привыкла одна-то. А ты мне обуза.
– Тогда я постараюсь не тяготить тебя. Может и пригожусь.
Она долго смотрела на меня, но что она могла сделать? Только убить меня? Но она не убила меня, даже взглядом больше не слишком жгла, стронула коня, и мы поехали дальше уже шагом.
– Куда путь-то держим? – спросила я.
– Подальше от Севера, – сказала она. Понимай как хошь.
И вот мы в пути уже десятый день. Погода тёплая, лепёшки уже давно засохшие, фляга с мёдом, не хмельным, но густым и сладким, придающим сил, солонина, вода из родника, через несколько дней этих скудных крошек мне уже вполне хватало, удивительно, думал я, для чего я всегда так много ел?
Я обрил голову, в этом Онега помогла мне, чтобы мои окрашенные хной в красный цвет лохмы не были где-нибудь замечены или узнаны. Мы заходили в попадавшиеся нам селения. Онега переоделась мальчиком и не знай я, что её косы прячутся под шапкой, а под мальчиковой одеждой – её гибкое тело, ни за что не подумал бы, что передо мной женщина. Она и манеру-то мальчишескую откуда-то переняла.
– Откуда ты… научилась? – удивился я, когда ночью мы устраивались спать в стогу свежескошенного сена на окраине обширного луга. Она засмеялась и не ответила ничего.
При этом и оружия у неё с собой было напихано буквально в каждом шве её одежды и обуви.
Однажды в лесу она, невзначай бросив нож, прикончила замешкавшегося зайца, которого мы с удовольствием ели потом несколько дней, выварив в вине.
В другой раз таким же манером мы получили куропатку. И снова то зайцы, то утки, то гуси. Как и подбиралась к ним, удивительно.
Она только смеялась на моё удивление:
– Как и прокормиться изгою и бродяжке, я всё могу, Доня.
– Что, и медведя так убьёшь? – я готов во всё поверить.
А она отвечает спокойненько, как ни в чём, ни бывало:
– Нет, у медведя толстая шкура, мощное тело, его ножичками не взять. Ни лося, ни кабана. Тут копьё или добрая стрела надобны.
– А были бы, сможешь?
Она хохочет:
– Куда тебе, скажи, такой большой зверь? Нас двое, на себе попрёшь что ли?
Одна из ночей выдалась холодной, я ворочался под плащом, она же спокойно глядя на огонь, начала дремать.
– Под один плащ надо лечь, холодно, Онега, вдвоём теплее.
– Я не хочу ложиться с тобой под один плащ, Доня, – почти так же холодно, как эта ночь вокруг нас, проговорила она.
– Да я… совсем не в том смысле, – разозлился я, зуб на зуб не попадает, аж скулы свело, а она думает, я на её сладкое место зарюсь.
Тогда она встала и, взяла котелок, что мы купили в одном из городков, исчезла в темноте, отойдя на несколько шагов от костра, и вернулась через несколько показавшихся мне бесконечными мгновений. Повесила котелок над огнём, бросила в него несколько травинок. А ещё немного погодя дала мне это варево выпить.
– Что это?
– Согреешься так, и спать будешь, – сказала она, пока я пил её отвар. – А завтра придём в село, переспи там с какой-нибудь.
– Чё?! – изумился я, оторвавшись от терпкого и даже сладкого напитка.
– Надоел по мне глазами шарить, – невозмутимо ответила она, опять устраиваясь под свой плащ, – я не лягу с тобой, не жди. Понял?
– Вот ещё! То-оже мне… – возмутился я, не вполне искренне, впрочем.
– Всё, спи, и не возись больше, как хрущ, – она спокойно легла, укутав плечи.
И я, действительно, согрелся и заснул очень быстро.
Вот так мы и вышли за пределы Севера. Селений больше не было. Дальше на юг шли леса и леса, через них мы проходили ночами, с зажжёнными факелами, днём укладывались спать, чтобы не попасться зверям.
Но она заболела. Простыла и начала кашлять. Плохо спала ночами, потела, я видел, приоткрыв глаза, как она, просыпаясь, снимает мокрую одежду и раскладывает у огня, чтобы просохла. Это странно, она сама говорила, что не болеет. Да я и сам слыхал, что эти дети Солнца, как она и Белогор, не болеют. Но ведь и он не так давно был болен. Странно. Так странно это.
– Всё бывает, Доня, когда… когда душа рвётся, – ответила на это Онега. – В клочья рвётся…
– Чего ж ты?..
– После… после поговорим, когда об этом… – ответила она. – Едем, надоел мне этот проклятый лес.
И мы выехали за пределы леса…
Мы идём буквально по следу за Авой. Я чувствую, что она нездорова. И с каждым днём я чувствую всё отчётливее, как она слабеет. Я нужен ей рядом. Только я один на всей земле могу сейчас помочь ей выздороветь. Но она далеко. Я чувствую, как удаляется, всё больше удаляется. Куда же тебя несёт, Ава… куда?!
Подальше от Севера…
Но твоя судьба здесь.
Отправляясь в путь, я был уверен, что она просто спрячется в каком-нибудь селении, вернее, я на это надеялся, но чем больше проходило дней в пути, тем яснее, что она и вправду решила уйти с Севера. Нигде в городках, которые она проехала, никто не видел её. Никто не рассказывал нам, что видел хоть кого-то похожего на Аву. Только я, чувствуя её, только я знал, что она была здесь. Ава научилась прятаться.
Но только я и могу отыскать её. Я иду по следу, оставленному ею. По следу её энергии. И моей крови в ней. И моя кровь в её груди сейчас начала помогать ей, моя сила помогает ей, она уже не смогла бы жить, не будь в ней этих нескольких капель. Они сообщают ей мою силу, они оживляют её тело, её сердце, возле которого они разлились, не позволяя поддаться слабости. Потому что эти капли как я сам полны любви к ней, они горячи, они сильны, они всё равно, что я сам…