Золото
Шрифт:
– Амфитрита, Тетис!.. Передай привет дельфинам!..
Она прыгнула в море, и тут же, будто привлеченные возгласом Сереги, рядом с лодкой Романа мелькнула гладкая черная спина морского животного, еще одна, еще одна… Ежик пронзительно закричал:
– Дельфины! Дельфины!
Звери, приплывшие к людям из ночной пучины, играли в воде. Они приглашали поиграть с ними людей. Они соблазняли их. Светлана увидела дельфинов, вскрикнула. Роман хотел подгрести ближе, испугавшись, – и увидел, как дельфин кувыркается рядом с его любимой, и она повторяет его движенья, она играет вместе с ним! Вот зверь поднырнул под Светлану. Вот она бегло, мгновенно погладила гладкий мокрый блестящий бок рукой. Взвизгнула от восторга. Перекувырнулась
Серега уже скидывал с себя рубаху. Ринулся в море вниз головой.
– Вы расшугаете дельфинов, Сережа!.. – крикнул ему Роман. – Ну вы и циркач!..
Ирена расстегивала халатик. Она жалобно оглядывалась на сына.
– Ежик, ну я же боюсь здесь купаться… здесь глубоко… я же никогда не купалась в открытом море!.. не толкай меня…
Ежик кричал:
– Прыгай, прыгай, мама, прыгай!.. а я потом, за тобой… сначала ты!..
Ирена упиралась. Ежик схватил ее под мышки, поднял. Он, смеясь, столкнул ее через борт лодки в ночную, светящуюся изумрудом и золотом воду.
Она завизжала, потом, отфыркиваясь, поплыла.
Дельфины играли, блестя черными спинами, в светящейся в ночи воде, и Светлане казалось – они улыбаются, смеются. Она чувствовала себя повелительницей моря. Она была нынче ночью – морская царица. И морские звери, диковинные и красивые, слушались ее. Они, выпрыгивая из воды, касались гладкой кожей ее ног, и внезапно она вспомнила выцветшую мозаику на дне высохшего бассейна Гермонассы – Афродиту с дельфином. Богиня сидела верхом на черном чудище – подобно тому, как сидела девушка верхом на льве там, на золотой рукояти царского меча… Волны, испускающие свет! Играющие звери! Возлюбленный на корме лодки, сложивший спокойные весла, с лопастей которых капала медленно вниз соленая вода… Господи, какое счастье… Светлане даже захотелось глотнуть, как вина, соленой светящейся воды; она подумала о том, какое счастье вот так занырнуть, вместе с любимым, на дно моря – и, слившись в объятье, погрузившись в свет, задохнуться в поцелуе, никогда уже не выплыть… остаться навек – морскими царями…
Она, вынырнув, увидела, как плавает вокруг лодки Ирена; как Леон, стоя на корме, изготавливается к прыжку.
– Роман! – крикнула Светлана. – А ты! Что же ты!.. Тут такая роскошь!.. Прелесть!.. Дельфины такие гладкие, ты знаешь!.. Торопись, прыгай, а то они уплывут!.. И вы, Моника, что ж вы все так долго думаете!.. Такое только раз в жизни бывает!..
Моника сначала опустила ногу с борта лодки, перевесившись, пробуя воду, потом осторожно, как в кипяток, соскользнула в море. Фосфоресцирующая вода обняла ее худенькое тело, и она показалась Светлане костлявой ископаемой рыбкой, застывшей в куске янтарной смолы. Выяснилось, что Моника хорошо плавает. Светлана помнила ее откровенья у костра и подумала, что дочь английской шпионки, американская оторва, промышлявшая ночным ремеслом в Италии, должна и впрямь отлично плавать – правь, Британия, на море! И там, в солнечной Авзонии, где-нибудь на берегу венецианской лагуны, ты, тогда еще молоденькая Моника, показывала класс – и брассом, и баттерфляем, – и на пляже на тебя обращали вниманье лучшие, самые загорелые и мускулистые кавалеры… «Parla signora l’italiano?..» Ее мать воевала с итальянцами – дочь вышла замуж за итальянца. Вот весь мир, и он – на ладони. Он – весь плещется у ног, как этот дельфин, гладкокожий, блестящий умным маленьким глазом…
Ночь шла. Созвездья катились колесом по ободу тьмы. Вода в море была очень теплой – такой теплой, что Ежик, фыркающий уже тут, рядом со Светланой, кричал, пуская пузыри: «Парное молоко!..» Последний дельфин выпрыгнул свечкой из воды, хлестнул хвостом по светящейся, покрытой рябью черно-золотой глади и исчез. Дельфинья стая исчезла, как ее и не бывало. Может быть, звери людям только приснились?..
– Мы не хуже дельфинов! – Роман стоял обнаженный в лодке, растирая
Он ушел под воду бесшумно, без брызг, вошел, как нож в масло. Под водой схватил Светлану за талию. Они обнялись в воде. Он вынырнул. Их мокрые, соленые лица соприкоснулись.
– Ты с ума сошел, Рома… здесь, в море…
Они целовали друг друга прямо в море, как тогда, в первый раз, паря в волшебно, призрачно-светлой воде, и тьма над их головами вспыхивала тысячью новых звезд, и, отрываясь друг от друга, ныряя, плескаясь, переворачиваясь в воде, они размыкали объятья, чтобы через миг сплести их снова. Светлана, засмеявшись, сделала резкий, широкий гребок в сторону.
– Это уже насилие, Роман!.. Не позволю!..
Она поплыла прочь; он – за ней. Серега и Ежик кинулись наперегонки по искрящейся глади. Море стало удивительно спокойным, гладким, как зеркало. Ветер утих; рябь улеглась. Толща золотой воды стояла недвижно и тихо, как в бочонке, как в бассейне. Гладкое, отшлифованное лучшими мастерами, золотое твое зеркало, царица… Глядись в него. Ты увидишь там красоту свою.
На миг перед Светланой мелькнули мокрые, черные, слипшиеся от соли волосы Леона. Хоть бы забрал он их в хвостик какой, что ли, прежде чем прыгать в воду, раздраженно подумала она. Леон распластался всем своим длинным, долгим телом по поверхности прозрачной светлой воды – было видно, как пряди ламинарии ходят под ним, повторяя колыханье его длинных волос, – потом нырнул, исчез из глаз, как тот последний играющий дельфин.
– Леон!.. Леон!.. – позвала Светлана, взмахивая руками, рассекая прозрачную теплую соль. – Роман, давай вон туда, до края лунной дорожки, наперегонки!.. Ежик, давай с нами!.. Серега!..
Моника, устав плавать, держалась за край лодки. Странно, плавая, она не потеряла вечно теряемый ею на суше черепаховый гребень. Она, улыбаясь, промолвила по-итальянски:
– Che bella notte!
Луна, висевшая над морем, стала еще больше, еще круглее. Она стала похожа на огромное желтое яблоко, верней, на его сладкий срез; медовый свет струился на ночное море, и два света спорили, кто волшебнее – морской или лунный. На ней, огромной, приблизившейся к земле, были ясно видны все щербины, все впадины и тени. Изрытое временем лицо, лик Луны. Сколько веков вот так он глядит на землю. Сколько людей глядело вот так же на нее, задрав голову вверх, к небу… молясь священной Луне, боясь ее, страшной владычицы ночи и живых душ, вымаливая любви для себя, прося у нее прощенья… Луна, ты тоже женщина. Ты всегда помогала женщинам в любви. Прилив, вызываемый тобой, – не есть ли прилив любви моря к тебе, прилив его горячей, соленой крови – к твоему равнодушному золотому подножью, к застывшим в вечной улыбке щекам?..
Они поплыли наперегонки.
– Где Леон?.. пусть плывет с нами…
– А, он нырнул!..
В ночном море, во вспышках огней, в сполохах и сиянье лунной дорожки незаметно было, как голова Ирены, мотающаяся над поверхностью воды, ушла под воду.
Когда-нибудь они должны были насытиться ночным морем.
Было так тихо, что было похоже – и вправду далеко, на краю света, собирается гроза.
Все влезли в лодки, расселись; Леон отжимал мокрые космы, как женщина, и Светлана снова содрогнулась от непонятного ей самой отвращенья. Роман оглянулся, пересчитывая народ.
– Все на месте?..
– Мамы нет! – крикнул Ежик.
Роман обеспокоенно вгляделся в морскую даль:
– Ну что ж это такое!.. Куда ж она уплыла, так далеко!.. Ежик, она плавала рядом с тобой?.. Ты не помнишь?..
– Не помню, – Ежик встопорщил ладонью мокрые рыжеватые волосы, – ничего не помню… сначала была вроде рядом, а потом…
– Ирена!.. Ирена!.. – громко, как иерихонская труба, позвал Серега.
Спокойное море молчало. Не отвечало. Лишь светилось изнутри – ровно и нежно.