Золотое дерево

Лейкер Розалинда

— Мы постоянно вспоминаем вашу семью, — ласково обратилась миссис Барнет к своему гостю.

— Я счастлива видеть вас снова, мы имеем возможность хотя бы немного отблагодарить вас за тот радушный прием, который был оказан мне и мужу в доме вашего отца.

Николя почти не помнил Феб, поскольку во время пребывания Барнетов в Париже она была постоянно занята хождением по магазинам и осмотром достопримечательностей, пока ее муж вел деловые переговоры с Луи Дево.

Николя с первого взгляда понравилась эта обходительная женщина, семья Барнетов просто очаровала его. Феб была полной женщиной, но эта полнота шла ей, ее волосы, которые были, наверное, когда-то такими же белокурыми, как у Джессики, теперь отливали платиной, обрамляя овал ее лица, сохранившего следы былой красоты.

Мать в молодости была, должно быть, намного миловиднее своей дочери. Глаза Феб, до сих пор не утратившие яркости, не вязались со старческим чепцом и строгим платьем, предписанными правилами приличия. В этой пожилой женщине еще жила резвая шаловливая девчонка, и Николя вдруг вспомнил старое изречение о том, что прежде чем жениться на дочери, надо хорошенько изучить все недостатки матери. Он не знал, почему ему в голову пришла такая странная мысль. Но Николя не мог удержаться от сравнения. Если Джессика в свои зрелые годы не утратит сходства с матерью, ей не грозит скука, она никогда не превратится в чопорную матрону.

Не умолкая ни на минуту, Феб проводила своего гостя в его комнату, поднявшись по парадной лестнице особняка. Хозяйку дома интересовали любимые блюда гостя. Нет, она не думала, что ей удастся уговорить повара приготовить что-нибудь из французской кухни, но если ее гость выразит желание непременно иметь на столе какое-нибудь любимое им с детства блюдо, она постарается сделать все возможное для того, чтобы угодить ему. Николя заверил миссис Барнет, что ей вовсе не надо утруждать себя лишними хлопотами и что он будет довольствоваться обычными для этого дома обедами.

Оставшись один в своей комнате, Николя огляделся вокруг. Это было просторное удобное помещение, обставленное очень просто: кровать под балдахином из зеленого шелка, бюро, за которым Николя мог работать, а также книжный шкаф, на полки которого чья-то заботливая рука поставила книги на французском языке. Николя подошел к открытому окну и, выглянув, увидел, что оно выходит в розарий. Среди ухоженных кустов великолепных роз прохаживалась Джессика, срезая полураспустившиеся бутоны на длинных стеблях и укладывая цветы в небольшую корзинку, висевшую у нее на руке. Николя хотел окликнуть ее, но передумал, вспомнив вдруг ее обещание разрешить ему обращаться к ней по имени. В устах любой другой женщины подобное заявление показалось бы навязчивым кокетством, но, благодаря переполнявшему Джессику жизнелюбию и душевному веселью, ее заигрывания выглядели забавными, а сама она была очаровательна. Николя прекрасно все понимал, и она знала это, но тем не менее подобная игра доставляла им обоим своеобразное удовольствие. Опершись на деревянный подоконник, Николя высунулся из окна и стал наблюдать за ней. Наконец, она срезала последнюю розу, на этот раз белую, удалила с нее шипы и украсила ею свой корсаж. У Джессики была маленькая грудь, но Николя нравилась ее форма, и он невольно улыбнулся, восхищаясь обворожительной девушкой. Покидая розарий, она прошла по тропинке, вьющейся прямо под его окном, но так и не заметила Николя.

Спустившись вниз, к обеду, Николя застал всю семью Барнетов в гостиной. Обстановка в доме соответствовала вкусам и образу жизни преуспевающей семьи среднего класса, любовно относящейся к старинной мебели, перешедшей к ней по наследству, и сумевшей приобрести несколько дорогих вещей, дополнявших убранство дома, полного уюта и тепла. На стенах здесь не было видно шелка, парчовая обивка мебели была практичных темных тонов и неброской по расцветке. На окнах, снабженных ставнями, тоже не висело никаких занавесок, на старинный манер. Воздух в гостиной был наполнен благоуханием свежесрезанных роз. Джошуа вставил в петлицу своего сюртука бутон алой розы.

— Проходите и садитесь, Николя, — пригласил его хозяин. — Так как вы впервые обедаете сегодня у нас в доме, Джессика сорвала для каждого из нас по розе.

Феб в подтверждение слов мужа с улыбкой указала рукой на кремовую розу, приколотую к ее платью брошью. Кружевной воротник Джессики украшала желтая роза, хорошо сочетавшаяся с лентами, вплетенными в ее волосы. Для гостя девушка приготовила белую розу без шипов. Улыбаясь своей обворожительной улыбкой, Джессика взяла эту розу со стола и, подойдя к Николя, воткнула цветок в петлицу, тщательно укрепив его и расправив лепестки. Николя наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Ее пальцы слегка трепетали. Когда она подняла свой взгляд, отступая на шаг назад, он вгляделся в глубину ее глаз и увидел там мерцающий свет, вспомнив вдруг, как звонко и заразительно звучал ее музыкальный смех сегодня в кабинете отца.

— Ну вот! Теперь вы такой же нарядный и красивый, как и все мы..

Приподняв отворот своего сюртука, Николя наклонил голову и вдохнул сладкий аромат цветка.

— За этой английской розой наверняка как-то по-особому ухаживали, прежде чем подарить мне, — произнес Николя и с удовлетворением заметил, что девушка быстро отвернулась от него и заговорила с матерью, как будто поняв, что Николя явился свидетелем ее прогулки в розарии, она явно смутилась и боялась взглянуть в глаза гостю.

После обеда Николя и Джессика вышли прогуляться в сад. Хотя был теплый вечер, девушка по настоянию матери накинула на плечи плотную шаль. Николя, решив поближе узнать свою новую знакомую, выведал у нее, что она увлекается музыкой и изящной словесностью. Джессика знала многих французских авторов, книги которых читала в переводах, особый интерес у нее вызывала эпоха Елизаветы, в наследство от бабушки ей досталась шкатулка, изготовленная еще в XVI столетии, в которой лежала вышивка, выполненная в том же веке. Джессика показалась Николя очень общительной и более умней, чем при их первой встрече. В конце прогулки он ответил на ее многочисленные вопросы о годах своей юности, совпавших со временем революционной смуты. Его рассказ о жизни в тот период поразил девушку, она, всю жизнь прожившая в стране, где правили закон и порядок, где общество устоялось, средний класс процветал, а промышленность развивалась быстрыми темпами, так до конца и не поняла его.

— Вы уже приняли решение по поводу того, как мне обращаться к вам? — спросил Николя веселым тоном, когда они уже собирались вернуться назад в дом.

Выражение ее лица сразу же стало озорным, и она, чуть склонив голову, взглянула на него.

— А как вы собираетесь называть меня?

— Просто Джессика, коротко и понятно, — улыбнулся он.

— Ну хорошо, я разрешаю вам называть меня так, потому что еще никто никогда не произносил мое имя на французский манер! — и засмеявшись, она вбежала в дом. Усмехнувшись ее добродушной шутке, высмеивавшей его сильный акцент, Николя последовал за ней.

Так началось, их странное соревнование в остроумии, умении подшутить друг над другом и разыграть своего соперника. Они постоянно поддразнивали друг друга, обменивались шутками, которые как будто сближали их, но на самом деле держали на расстоянии, потому что оба знали, что кроется за их насмешливостью. Причина заключалась в том, что Джессика с первого взгляда влюбилась в Николя и не сумела скрыть от него своих чувств. Он постепенно привык к ее обществу, и с каждой неделей, с каждым месяцем веселая жизнерадостная Джессика становилась ему все более необходимой. Она как будто излучала солнечный свет, острую потребность в котором испытывал Николя, переживая самые мрачные дни в своей жизни. И все же о физической близости между ними не могло быть и речи.

Работа Николя на шелкоткацкой мануфактуре шла своим чередом. Узоры изготавливаемых там тканей были, на его взгляд, слишком незамысловатыми и простыми, но он ощущал в художнике, работавшем на Барнета, творческую энергию и стремление к поиску. По предложению Николя был устроен небольшой эксперимент и выпущена партия шалей с новым узором. Опыт удался на славу, новые изделия сразу же привлекли к себе внимание, результатом которого явились многочисленные заказы на выпуск точно таких же шалей. После этого случая Джошуа дал Николя полную свободу действий, увидев, что Дево принес в разработку новых узоров тонкий французский вкус и то изящество, которого недоставало прежним изделиям мануфактуры Барнета. Узоры тканей становились все больше и больше похожими на французские, и дело шло в гору, принося большой доход.