Золотое кольцо всадника
Шрифт:
На следующее утро Аполлоний из Тианы пришел к воротам александрийского дворца еще до рассвета и потребовал, чтобы его немедленно пропустили. Однако преградившие ему путь стражники объяснили, что Веспасиан, который давно уже на ногах, не может сейчас никого принять, потому что диктует важные письма.
— Из этого человека получится истинный правитель, — громко провозгласил Аполлоний, питая надежду, что эти его слова будут переданы Веспасиану.
Так оно, конечно, и случилось.
Позже он опять появился у дворца, желая получить бесплатные еду и вино. На этот раз его без промедления отвели к императору и оказали почести, достойные
Аполлоний, похоже, был слегка удивлен тем, что ему подали кислое вино и солдатский хлеб грубого помола: он привык к лучшей пище и всегда ценил изысканный стол, хотя время от времени и постился, чтобы очистить свое тело. Но, продолжая играть избранную им роль, он похвалил пристрастие Веспасиана к народной еде: это, мол, свидетельствует о том, какую пользу принесет государству одержанная им победа над Нероном.
— Я бы никогда не восстал против своего императора, — коротко ответил Веспасиан.
Аполлоний прикусил язык, потому что как раз собирался похвастаться участием в галльском восстании Виндекса и заслужить этим благосклонность цезаря; потом он осторожно спросил, нельзя ли пригласить сюда двух его спутников — знаменитых философов, которые все еще ожидали у ворот дворца. Веспасиан чуть было не вспылил, потому что не спал полночи, диктуя срочные приказы и письма, но все же сумел сдержаться.
— Мои двери всегда будут открыты для мудрых людей, — кротко сказал он, — но для тебя, о славный Аполлоний, будет открыто еще и мое сердце.
После этого Аполлоний позвал своих приятелей и прочел всем нам вдохновенную лекцию о преимуществах демократии по сравнению с единоличной властью и о том, что надо поскорее восстанавливать республику.
Я забеспокоился, но, как оказалось, напрасно, ибо Веспасиан слушал старика с вежливым любопытством.
— Я подозреваю, — проговорил он, когда Аполлоний умолк, — что той неограниченной власти, о которой ты нам рассказывал, удалось очень сильно повлиять на наших граждан, причем в худшую сторону. Поэтому предложенные тобой идеи трудно будет воплотить в жизнь. Для начала людей надо научить ответственности, которую всегда несет с собой свобода. Иначе мы не получим ничего, кроме бесконечных раздоров, могущих вылиться в гражданскую войну.
Аполлоний ничуть не затруднился с ответом, и я не мог не восхититься его способностью на ходу менять свои взгляды.
— Какое мне дело до того, каким будет наше государство?! — воскликнул он. — Я живу только для богов. Просто мне не хочется видеть людей униженными тем, что их пастырь плохо справляется со своими обязанностями. Вообще-то, обстоятельно поразмыслив обо всем, я готов согласиться с тем, что просвещенный властитель, находящийся под доброжелательным присмотром облеченного народным доверием сената, чья единственная цель — забота об общественном благе, как раз и воплощает собой развитую форму демократии.
Затем он заговорил о своем горячем желании познакомиться с достижениями древнеегипетских ученых, исследовать внутренность пирамид и зачерпнуть воды из истоков Нила. Но, добавил он мрачно, у него нет денег на лодку с гребцами, а идти пешком он не сможет, ибо его старые кости ноют в любую погоду.
Веспасиан покосился в мою сторону.
— Я беден, — сказал он. — А государственной казной позволено распоряжаться только в интересах Рима, о чем, дорогой Аполлоний, тебе, конечно же, хорошо известно. Но здесь присутствует мой друг, сенатор Минуций Манилиан, столь же преданный идеалам демократии, как и ты. Он весьма состоятельный человек и, возможно, согласится предоставить в твое распоряжение корабль с гребцами, если ты его об этом попросишь, а также оплатит твою поездку к истокам Нила. Тебе не надо бояться опасностей, обычно подстерегающих путешественников, потому что туда недавно направилась охраняемая преторианцами группа ученых мужей, которых Нерон два года назад послал в Египет. Присоединяйся к ним, если хочешь.
Аполлоний так и просиял от этого обещания, данного ему щедрым за чужой счет Веспасианом.
— О Юпитер Капитолийский, — восторженно вскричал он, — о покровитель нашей страны! Храни, храни этого человека! Он обязательно отстроит заново твой храм, оскверненный нынче безбожниками.
Мы все были потрясены и его пророчеством, и его блуждающим взглядом. Сказать по правде, я ему не поверил, решив, будто он нас просто разыгрывает, но каково же было мое удивление, когда две недели спустя нас настигла весть о свержении Вителлия и о том, что Флавий Сабиний и Домициан были вынуждены укрываться на Капитолии.
Домициан трусливо сбежал из охваченного беспорядками города, сбрив волосы и переодевшись; жрецом Исиды [75] . Он присоединился к служителям богини как раз тогда, когда верные Вителлию солдаты подожгли храм Юпитера Лучшего и Величайшего и, разрушив своими стенобитными орудиями его ворота, выпустили плененных жрецов на свободу, не захотев, чтобы те участвовали в кровопролитии. Будучи уже глубоким стариком, мой бывший тесть Флавий Сабиний погиб, сражаясь храбро с мечом в руках за своего брата Веспасиана.
75
Исида — египетское божество материнства, изображавшееся в облике женщины с коровьими рогами и солнечным диском на голове. Популярность этой богини, управлявшей человеческими судьбами, была так велика, что она почиталась и за пределами Египта, во всей Римской империи.
Домициан же перебрался на другой берег Тибра и укрылся у одной еврейки, матери его школьного товарища. Все знатные еврейские мальчики, сыновья, племянники или братья мелких иудейских правителей, являлись почетными заложниками Рима и ходили в школу на Палатине. Среди них был и некий Хслкия, чья судьба заставила моего сына Юкунда присоединиться к нескольким молодым людям, задумавшим разрушить Рим и перенести столицу куда-нибудь на Восток. Вот видишь, я все же пишу об этой грустной истории, хотя вовсе не собирался вспоминать о ней.
Однажды Тигеллин напоил Хелкию пьяным, а потом использовал для удовлетворения своих гнусных желаний. После этого юноша на глазах у школьных друзей совершил самоубийство, ибо его религиозные убеждения запрещали ему вступать в половые отношения с мужчинами; кроме того, из-за случившегося он не смог бы унаследовать трон своего отца. Как бы в отместку за его смерть пожар вспыхнул с новой силой, причем огонь начал распространяться именно с садов Тигеллина и тогда, когда в других местах пламя уже стало гаснуть. Вот почему я туманно намекал в своих записках, что моего сына Юкунда, безусловно приложившего к этому руку, нельзя считать совсем уж безвинной жертвой.