Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
Шрифт:
– Надо подсобить Изяславу, чтобы он вернул себе Перемышль.
– Да каким же боком?
– Съездить в Галич и забрать у Володимерки крестоцеловальные грамоты, раз он их нарушил.
– Ну, забрать - и дальше?
– Дальше ничего. Остальное с ним сделают другие. В том числе и я.
– Ты поедешь тоже?
– Уж само собою. Только под другим именем, в платье простого мечника, изменивши внешность.
Пётр догадался о возможных последствиях и поник. Помолчав, сказал:
– Ладно, с Володимерком расквитаешься, это дело святое.
Бывший ученик рассмеялся:
– С Володимерком меня не равняй, я своих братьев не травлю… Прогоню, и всё. У него жена - Ольга Долгорукая, вот и пусть едут в Суздаль.
– Обещаешь?
– Слово тебе даю. Памятью клянусь моего родителя - убиенного Ростислава Володарьевича: пальцем Осмомысла не трону.
– Ну, тогда больше нет сомнений. По рукам!
Сборы получились недолгими. Проводить боярина вышел Изяслав - в шапке с горностаевой оторочкой, шубе нараспашку. Трижды поцеловал и заверил:
– Положись во всём на Ивана. Я ему доверяю. Как избавится от злодея и ворога, присоединит к Волыни Галицию, купит для тебя в Перемышле дом. Сможешь коротать свою старость. А захочешь возвратиться ко мне - милости прошу.
– Благодарствую, княже. Надо будет обдумать. Ехали неспешно: Пётр Бориславич сидя в санях, как ребёнок, укутанный волчьими и медвежьими шкурами, а десяток всадников по бокам - в том числе и Берладник. Ночевали в монастырях и на несколько дней задержались в Теребовле, ожидая окончания сильной вьюги. К Галичу приблизились в самый разгар крещенских морозов.
В городе Болшеве (ныне - Болыповцы) Ростиславов сын перекрасил бороду и усы, сделав их из светлых тёмно-рыжими, и подстриг на иной манер, а поверх шрама на левый глаз повязал чёрную широкую ленту - вроде бы кривой. В платье простого мечника, на себя прежнего он теперь действительно походил мало.
– Ох, гляди, распознает Володимерко, заподозрит неладное и убьёт, - сетовал наставник.
– Может, и меня заодно.
– Не узнает, - усмехался Иван.
– Я ему попадаться-то на очи не стану. Наше дело простое - состоять при конях дружинных, задавать им овса. И в палаты носа не покажу.
– В чём тогда твоя доля будет?
– Тайна за семью печатями. И никто о ней знать не должен.
В Галич въехали около полудня. О прибытии киевлян вскоре доложили Владимирке. Он вначале от встречи с Бориславичем отказался, но прогнать не прогнал и велел разместить в гостевых палатах кремля. В том-то и состояла его ошибка. Потому как из гостевых палат можно при желании посетить винный погреб. Или поварню. Завести дружбу с виночерпием. Или стряпками. Словом, получить доступ к яствам и питью князя…
А отец Ярослава принял посетителей лишь к исходу недели, в постный день - пятницу, что позволило ему по закону не выставлять на стол ни вина, ни мяса, ни птицу, - лишь одни овощи да каши, - и такой приём был, конечно, издевательством, оскорблял чувства старого боярина. О, ему
В тот же вечер он с дружиной выехал из города, снова заночевал в Болшеве. Перед сном спросил у Берладника:
– Что, не вышло? Тот сказал загадочно:
– Может, вышло, может, и нет. Скоро мы узнаем.
И действительно: рано утром в горницу к боярину заглянул слуга:
– Батюшка, мой свет, там внизу во дворе дожидается твоей милости нарочный из Галича.
– Али что случилось?
– удивился учитель.
– Ой, случилось, случилось, страшно произнесть!
– Ну, давай, говори скорее.
– Вроде князь помре.
– Как это - помре? Я же полдничал с ним вчерась.
– Ой, не знаю, не знаю, наше дело холопское.
Неожиданная мысль посетила наставника. Он дрожащей рукой надавил на тайную кнопочку своего знаменитого перстня. Щёлкнула пружинка, изумруд откинулся. И под ним яда не было.
– Господи, - прошептал старик.
– Да когда ж Иван у меня его выкрал? Не во сне ли? Ах, какой проказник! Вот ведь оголец!..
9
А когда Владимирке накануне вечером стало худо, сразу все подумали, что опять начался припадок с помутнением разума, и, как водится, принялись его согревать в тёплой ванне - «укропе»; раньше такие ванны очень облегчали состояние князя, но на этот раз он в себя не пришёл, а наоборот, вскоре испустил дух.
Пётр Бориславич вместе со своим охранением быстро возвратился в главный город Галиции. Во дворце все придворные были, как на подбор, в чёрных одеяниях - «мят-лях», а на троне в гриднице как-то боком сидел юный Ярослав, тоже в чёрном. Опершись на локоть, он рукой заслонял лицо, и обычные его длинные бесцветные волосы свешивались слева и справа щёк - вроде занавесок. Услыхав, что к нему вошли, он очнулся и порывисто опустил кисть. Перемышльский боярин разглядел красные припухшие веки.
– А-а, тебя вернули, Петро?
– произнёс Осмомысл с некоторой радостью.
– Слава Богу! Это я просил. Потому как знаю, что уехал ты в ссоре с покойным батюшкой… - Губы его скривились, и из глаз побежали слёзы.
– Видишь, как случилось все… Вот беда какая!
– Вынув из рукава вышитый платок, он утёр ноздри и белёсые светлые усы.
– Думаешь, его отравили?
Пожилой учитель залопотал:
– Свят, свят, свят! Что ты говоришь?
Молодой наследник Владимирки посмотрел на него в упор: