«Золотое» столетие династии Романовых. Между империей и семьей
Шрифт:
Одновременно император подписал тайный указ следующего содержания: «Вторично вступив в законный брак с княгиней Екатериной Михайловной Долгорукой, мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской, с титулом „светлейшей“. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом нашим детям: сыну Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, так же как и тем, которые могут родиться впоследствии. Мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям, согласно пункту 14 Основных Законов империи и пункту 147 учреждения императорской фамилии (по нему дети, рожденные от одного из членов императорской фамилии и особы, не принадлежащей ни к одному из владетельных родов Европы, не могут наследовать российский царский престол. – Л. С.)».
Александр II и Екатерина Юрьевская стали законными мужем и женой, но их дети, пользуясь всеми правами членов царской семьи, ни при каких обстоятельствах не могли наследовать престол. Документы о заключении брака засекретили, за сохранение их в тайне отвечал министр внутренних дел генерал-адъютант граф М. Т. Лорис-Меликов. За верность он получил от императора орден Андрея Первозванного. Но вскоре уже весь петербургский свет и высшие слои населения империи знали о повторной женитьбе Александра II.
Император позаботился и о том, чтобы обеспечить свою новую семью материально: 5 сентября 1880 г. он положил в Государственный банк ценные бумаги на сумму три миллиона триста две тысячи девятьсот семьдесят рублей, право распоряжаться которыми получила Екатерина Михайловна Юрьевская. Эта сумма должна была позволить ей и ее детям жить безбедно даже после смерти венценосного супруга.
Осенью того же года Александр II отдыхал в Ливадии вместе с сыном-цесаревичем Александром Александровичем. Во время длительных бесед с отцом наследник престола пообещал быть защитой и опорой княгине Юрьевской и ее детям, что бы ни случилось с императором. После этого разговора царь написал своему старшему сыну теплое письмо: «Дорогой Саша. В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявлявшееся с первого же дня твоего с ними знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, убеждает меня в том, что ты их не покинешь и будешь им защитником и добрым советчиком. При жизни моей жены наши дети должны остаться лишь под ее опекой, если же Бог призовет ее к себе до их совершеннолетия, я желаю, чтобы их опекуном стал генерал Рылеев и еще одно лицо по его выбору и с твоего согласия. Моя жена ничего не унаследовала от своей семьи. Все имущество, принадлежащее ей в настоящее время, движимое и недвижимое, – приобретено ею лично, и родственники ее не имеют на это имущество никаких прав. Моя жена может распоряжаться им по собственному усмотрению. Из предосторожности она передала мне все свое состояние, и мы условились, что, если я переживу ее, оно будет поровну распределено между нашими детьми и передано им мною после их совершеннолетия или замужества наших дочерей. Пока наш брак не будет признан официально, капитал, который я поместил в Государственном банке, принадлежит моей жене согласно свидетельству, которое я ей выдал. Вот мои последние желания, которые, я уверен, ты добросовестно исполнишь. Да благословит тебя Бог за это. Не забывай меня и молись за душу того, кто тебя так нежно любил! Па».
Екатерина Михайловна Юрьевская (Долгорукая) так и осталась морганатической супругой государя, императрицей ей стать не пришлось. Для ее коронации необходимо было разработать и узаконить специальный ритуал, так как он существовал только для первых супруг императоров, которые венчались на царство вместе мужем. Решение этого затруднительного вопроса возложили на князя Ивана Голицына, но тот предпочитал не торопиться, осознавая всю щепетильность ситуации, возможное негативное отношение к ней семьи Романовых и императорского двора. Некоторые современники позже в своих мемуарах намекали на то, что Александр II хотел добиться коронации Екатерины Михайловны исключительно из принципиальных соображений. Сразу же после этого он якобы планировал отказаться от престола в пользу наследника-цесаревича, уехать со своей второй семьей куда-нибудь во Францию и провести там остаток жизни частным человеком, в тишине и покое. Однако последующие события не позволили ни современникам, ни потомкам узнать, насколько серьезными были эти предположения и было ли возможным для императора такое завершение судьбы.
Относительно либеральная, особенно по сравнению с предыдущим царствованием, политика Александра II не встретила единодушного одобрения в обществе. Его эпоxa – это время разгула политического терроризма, ставшего главным средством борьбы народнических революционных кружков с самодержавием и существующим государственным строем. Народники, исповедовавшие идею «крестьянского социализма», были недовольны результатами крестьянской реформы, проведенной в 1860-е гг., и перешли к тактике террора. Основным его объектом стал царь-освободитель.
Первое покушение на Александра II было совершено 4 апреля 1866 г. Когда царь возвращался со своей обычной прогулки в Летнем саду, в него стрелял 25-летний революционер-одиночка Д. В. Каракозов. Покушение закончилось неудачей. Каракозова схватили и казнили. Царя спас проходивший мимо шляпных дел мастер Осип Иванович Комиссаров, успевший оттолкнуть Каракозова в момент выстрела. Позже Комиссарова удостоили дворянства.
Александр II был не столько испуган, сколько потрясен самим фактом покушения на него в тот момент, когда он находился на самой вершине славы государя-реформатора. И покушался на него не какой-нибудь поляк-республиканец, а русский человек, который, как внушали Александру с детства, должен был свято верить в нерушимость самодержавной власти и ее носителя – «помазанника Божия». Вероятно, поэтому через десять дней император согласился на предложение Святейшего синода отмечать этот день ежегодно крестным ходом по центральным площадям Петербурга с колокольным звоном. И напрасно московский митрополит Филарет (Дроздов), видный богослов и весьма уважаемый человек, удивлялся, зачем ежегодно напоминать народу о том, что ныне любой человек может покушаться на особу государя – то, что еще недавно считалось немыслимым.
Пережитое покушение, проблемы в личной жизни и постоянные раздумья и колебания, связанные с необходимостью продолжения реформ в новых общественно-политических условиях, сказались на здоровье и душевном состоянии императора. Он часто бывал задумчив и апатичен, придворные врачи подозревали у него нервное истощение и настойчиво советовали отдых и лечение. Состояние сомнений и тревожности, беспокойство за безопасность семьи постепенно приводило Александра к выводам о необходимости возврата к охранительным принципам во внутренней политике. Его окружение также изменилось. Либеральных сановников и министров вытеснили консерваторы. Но реформы все же продолжались.
Не отказался Александр II и от своей давней привычки гулять в одиночестве без охраны в Летнем саду и ходить по центру Петербурга без конвоя. Он все еще полагал, что покушение Каракозова – досадное недоразумение, и никто из жителей России не может посягнуть на освященную Богом личность царя-самодержца.
Только лишь еще одно чрезвычайное событие заставило Александра II отнестись к проблеме терроризма более серьезно. В 1867 г. император посетил Всемирную парижскую выставку, в которой впервые широкое участие принимала и Россия. Когда после открытия русского павильона он возвращался в гостиницу, из стоявшей на тротуаре толпы раздались оскорбительные выкрики в его адрес. К карете внезапно подбежал молодой человек, поляк по фамилии Березовский, и, вскочив на подножку царского экипажа, выстрелил в Александра. Березовский оказался недостаточно ловок и промахнулся, но после этого случая император стал более осторожен и предпринял некоторые меры по обеспечению собственной безопасности.
Несмотря на явную либерализацию жизни в стране, в числе противников и критиков царя и его сподвижников оказались не только революционеры, но и часть либерально настроенной интеллигенции. Ее охлаждению к личности и действиям императора способствовало дипломатически неудачное для России завершение Балканской войны с Турцией. Утвердивший ее результаты Берлинский конгресс не оставил русскому правительству надежд на территориальные приобретения и материальные выгоды. С точки зрения общества и политической элиты России, итоги победы над турками, стоившей сотен тысяч человеческих жизней и чудовищного напряжения финансово-экономической системы, выглядели удручающими. Глава российской дипломатии канцлер Горчаков в своей записке царю констатировал: «Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере». Император надписал рядом: «И в моей также».
Но обществу не было дела до душевных переживаний царя. Вызванный русско-турецкой войной патриотический подъем иссяк, вновь поднималась волна революционного движения. Мишенью для революционеров опять стали крупнейшие государственные сановники и царь-неудачник, доставивший во время войны столько страданий народу.
В марте 1879 г. в Петербург из Саратовской губернии прибыл член революционной организации «Земля и воля», участник «хождения в народ» Александр Константинович Соловьев. Он считался сторонником мирных действий и терпеливой многолетней пропаганды идей революции в народных массах, а здесь вдруг заявил руководителям организации, что приехал, чтобы совершить покушение на Александра II. Решение Соловьева не поддержали, и ему запретили действовать от имени «Земли и воли», но некоторые ее члены оказали ему финансовую и техническую поддержку при подготовке теракта. 2 апреля 1879 г. он совершил самостоятельное покушение на царя на Дворцовой площади, которое закончилось неудачно. Соловьев был схвачен, допрошен, а 28 мая уже казнен.