Золотой характер
Шрифт:
Марванна скромно вышла из кабинета и так же скромно села за свой столик. Но уже через минуту все три этажа гудели о героизме тихой, незаметной женщины. И только Тараканыч недовольно говорил «главбусе»:
— Нет, несерьезный человек Кирилл Петрович. Хороший — да, но несерьезный. Если каждый винтик в машине начнет рассуждать, то что же это такое получится…
На что «главбуся» сказал двусмысленно:
— Гм…
Два дня Марванна ходила в героинях, а потом весь эпизод был забыт. Да какая же она героиня?
Тут мне
Тургенев писал:
«Да, не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой, героической птицей, перед любовным ее порывом».
Сергей Званцев
НАРУШИТЕЛЬ
— Можно?
Директор магазина «Гастроном» Мария Дмитриевна, женщина лет пятидесяти, сказала привычно приветливым голосом, не отрывая глаз от лежавшей на столе бумаги:
— Войдите.
В кабинет вошли трое: два чисто выбритых худощавых старика в новых черных, немного узких пиджаках, видимо, купленных в одном и том же магазине, и полная пожилая женщина в темном платье.
— Разрешите познакомиться — Кононова Ефросинья Федоровна, — приятным контральто сказала женщина.
— Прошу, садитесь, — Мария Дмитриевна вежливо показала посетителям на стулья, стоявшие у ее стола, и подумала: «С кляузой, конечно. Ох, уж эти мне общественные контролеры!»
Трое стариков сели и нерешительно переглянулись.
— Я вас слушаю, — сказала Мария Дмитриевна.
Но старики чуть робели. Дело в том, что у Марии Дмитриевны был такой внушительный вид! Очки без оправы с одними дужками; пробор, деливший ее гладкие седеющие волосы на две равные половины; тонкие поджатые губы; черное монашеское платье с белоснежным воротничком. А главное — непоколебимое выражение важности на худощавом лице с чуть заостренным носом, точно нацеленным острием в посетителя…
— Позвольте я скажу… — чуть смущенно начал один из стариков.
— Нет уж, дайте мне сказать, — решительно перебила Ефросинья Федоровна. — Мы пришли попросить у вас, товарищ директор, эту… как ее…
— Книгу жалоб и предложений! — громко прошептал, как театральный суфлер, второй из стариков.
«Так и есть!» — вздохнула директорша и спросила:
— А что, собственно, случилось?
— Да мы насчет вашего продавца, Пеняева Павла Петровича, — ответил первый старик.
— Пеняева? — переспросила Мария Дмитриевна. — Удивляюсь. Товарищ Пеняев у дирекции на хорошем счету, член партии.
— Член партии? — радостно переспросил второй из стариков. — Очень приятно.
— Не знаю, что здесь приятного, — холодно возразила Мария Дмитриевна, — если вы пришли на него с жалобой…
— Что вы, что вы! — в один голос сказали все трое, энергично
— Не жалоба, а хотим записать благодарность, — внушительно произнесла Ефросинья Федоровна и обратилась к одному из своих спутников:
— Иван Дмитриевич, ты у нас писака, так вот и пиши!
Иван Дмитриевич с готовностью выхватил из карманчика пиджака авторучку и отвинтил колпачок. Однако директорша строго спросила:
— А за что благодарность?
Перебивая друг друга, посетители рассказали, что они все трое много лет проработали на одном и том же заводе и на днях одновременно перешли на пенсию. А вчера они в складчину отпраздновали это событие на квартире у второго старика, которого зовут Петр Николаевич Козюра («квартира у него помасштабнее», — пояснил Иван Дмитриевич). И вот вчера утром пришли все трое сюда, в магазин, купить закуски и вина, никому из младших не доверили («Пошли сына — обязательно купит водки да вина, а закусок — с гулькин нос, — пояснила Ефросинья Федоровна, — а пойдет внучка — та накупит сластей, а вина и вовсе не возьмет!»).
Тут-то они и столкнулись с продавцом и фамилию с именем-отчеством его узнали. Павел Петрович Пеняев услыхав, для какого случая закупается снедь, принял дружеское участие, по-хозяйски посоветовал, каких солений-варений брать, какого вина, да к тому же сумел на ассигнованные деньги составить превосходный набор.
— Никогда бы мы сами не сообразили так удачно! — заулыбалась Ефросинья Федоровна. — Вот что значит специалист!
Но, оказывается, это было не все. Когда Пеняев ловко завернул и упаковал покупки, он заметил, с каким усилием взялись старики за увесистые свертки, и сказал:
— Через пять минут перерыв, я сам вам отнесу!
— И действительно отнес! Вот какой уважительный человек.
— М-да… — неопределенно произнесла Мария Дмитриевна, когда сбивчивый рассказ был закончен и старики вглядывались в лицо директорши, ожидая найти встречную радостную улыбку. Однако лицо Марии Дмитриевны оставалось непроницаемым.
— Неясно! — сказала она после паузы.
— Что неясно? — переспросила Ефросинья Федоровна несколько дрогнувшим голосом.
— А скажите, может быть, он заходил к вам в квартиру? — не отвечая на вопрос, спросила Мария Дмитриевна Козюру.
— Как же, заходил! — с готовностью ответил старик. — Все покупки самолично внес в квартиру и положил на стол.
— Я не о том, — кисло улыбнувшись, сказала Мария Дмитриевна. — Я спрашиваю: не садился ли Пеняев у вас в квартире за стол?
— Как же, присел на минуту, сделал нам уважение!
— А теперь скажите, — быстро, тоном заправского следователя продолжала чинить допрос Мария Дмитриевна, — не угощали ли вы Пеняева купленными напитками и закусками?
— Что же мы — дикари какие?! — обиделась Ефросинья Федоровна. — Конечно, угощали.