Золотой характер
Шрифт:
— А теперь, — беспечно перебил его Петухов, — похороните в нем этого потерпевшего, которого ошибочно приняли за меня, и дело с концом!
— Как это вы так рассуждаете? — удивился Фикусов. — Гроб предназначен персонально для вас. Никого постороннего я в нем захоронить не имею права!
— Ну ладно, — решительно сказал Петухов, — Мы его просто спишем за ненадобностью. Где инвентарная ведомость? Давай я подпишу.
Фикусов замялся:
— Это будет не совсем удобно, Семен Данилыч. Ваша подпись пока недействительна.
— Почему?
— Потому что… — Фикусов запнулся, выбирая формулировку. — Потому что, Семен Данилыч, вы пока официально не совсем живой. И в связи с этим я вас, извините, конечно, уволил с работы.
— Новое дело! — развел руками Петухов. — На каком это основании?
— На основании справки из милиции, — пояснил Фикусов. — Я вас уже отдал приказом как усопшего…
— Тьфу, черт, вот глупость-то! — плюнул Петухов, рассерженный торопливостью своего заместителя и необходимостью тратить время на приказ о восстановлении. Не сказав больше ни слова Фикусову, он обиженно хлопнул дверью и направился прямо в кассу.
Фикусов тяжело вздохнул ему вслед и скорбно развел руками. Впрочем, он не сердился на Петухова: он делал скидку на его возбужденное состояние.
А Петухов тем временем бушевал в бухгалтерии. Кассирша, которая уже оправилась после потрясения, вызванного появлением Петухова, отказывалась выдать ему заработную плату, ссылаясь на птичку в ведомости, поставленную Фикусовым. Семену Даниловичу снова пришлось идти к своему заместителю.
— Правильно! — сказал Фикусов. — Теперь вашу заработную плату могут получить только ваши наследники.
— Сейчас же отменяй свой дурацкий приказ! — вне себя закричал Петухов. — Отменяй приказ и немедленно отдавай распоряжение о восстановлении моем на работе!
— Я бы рад, Семен Данилыч. Вы же знаете, я всей душой! Но на каком основании?
— Да какое тебе, болвану, основание нужно, когда вот он я, живой и здоровый! — бушевал Петухов. От его недавнего благодушия не осталось и следа.
— Вы только не волнуйтесь, Семен Данилыч, — мягко сказал Фикусов. — Я верю, что в дальнейшем экспертиза установит, что вы не являетесь покойником, но документ есть документ. Вы этому сами меня учили, и никто не позволит нам с вами игнорировать официальную документацию. А насчет заработной платы не беспокойтесь, — с наигранной бодростью добавил он, — пока перебьетесь как-нибудь, а восстановитесь в живых, сразу получите за несколько месяцев.
— Что же мне делать? — в отчаянье рухнул в кресло для посетителей Петухов.
— Для восстановления в живых вам нужно представить официально заверенную справку, удостоверяющую, во-первых, что покойник не вы, и, во-вторых, что вы не покойник.
— Где я возьму такую справку? — нервно огрызнулся Петухов. — В милиции? Им же нужно представить отношение с места работы!
— Это пожалуйста! Все, что от меня зависит! Любую справку!
Фикусов с готовностью придвинул к себе стопку служебных бланков и торопливо застрочил:
— «…Податель сего — т. Петухов С. Д., умерший 16 числа сего месяца…»
— Что ж ты пишешь?! — в отчаянье закричал Семен Данилович. — Как же на основании справки о том, что я умер, мне дадут справку, что я жив? Это же невозможно! Ты им напиши, что я живой!
Фикусов, отодвинув бумаги, удивленно и даже несколько обиженно поднял глаза на Петухова:
— То есть вы хотите, чтобы я, имея справку, что вы умерли, написал, что вы живой?
Петухов встал и вытер со лба холодный пот.
— Черт с тобой! — решительно сказал он. — Пойду и возьму справку с места жительства.
— Но места жительства-то у вас нет! — в отчаянье воскликнул Фикусов.
— Как это нет? — остолбенел Петухов. — А моя квартира?
— Квартиру вашу я, разумеется, уже опечатал, — смущенно объяснил исполнительный заместитель. — И из домовой книжечки вас, конечно, выписал. Не мог же я ведомственную площадь держать, извините, за мертвой душой! Малейшая ревизия — и я пропал!
— Я пропал… — как эхо, повторил Петухов и безвольно опустился в кресло.
Ему стало ясно, что заколдованный круг замкнулся: формально он действительно мертв, и им с Фикусовым не найти законного способа вернуть его, Петухова, в ряды живых. Но он все же сделал последнюю попытку.
— Слушай, Илья Филиппович, — почти замогильным голосом обратился он к Фикусову, — ты все-таки войди в мое положение. Ну, поставь себя на мое место.
— Как раз вам хорошо! — вздохнул Фикусов. — Вы для всех умерли, даже для ревизоров, вы в порядке. А вот вы поставьте себя на мое место! Мне же голову снимут, если я нарушение допущу!
Фикусов снова вздохнул и горько задумался.
— Но как же мне все-таки восстановиться в живых?! — в полном отчаянии воздел руки Петухов к своему траурному портрету. — Как?!
— Я знаю как! — вдруг радостно воскликнул его верный заместитель и даже вскочил с места. — Пишите подробное объяснение на имя начальства! Начальство — это не мы с вами. Нас с вами могут снять с работы за самоуправство. А начальство снимают за другое: начальство снимают с работы за невнимание к живому человеку. И у вас, к счастью, именно этот вопрос: к вам должны проявить внимание и признать вас живым человеком. Вот увидите, начальство даст нам команду считать вас обратно живым. Оно обязано проявить чуткость, и оно проявит ее! Начальство тоже не любит, когда его снимают.
Ободренный речью заместителя, Петухов занял свое законное место за директорским столом и начал быстро писать.
Через полтора часа подробная докладная записка на имя председателя горсовета Макарова была отправлена адресату.
Записка заканчивалась словами:
«Прошу вашего распоряжения мне и моему заместителю с сего числа полагать меня живым. После этого я смогу приступить к исполнению своих обязанностей».
Когда через час пакет привезли обратно, Петухов, дрожа от нетерпения, вырвал его из рук курьера и начал быстро листать страницы своей объемистой записки в поисках установок начальства, которые наносились обычно на полях. Резолюция Макарова была обнаружена им в самом конце, рядом с последним абзацем.