Золотой империал
Шрифт:
Опешив от такой наглости, Николай опустил друга на грешную землю, вернее, давно не мытый пол прихожей, замахнулся, было, для приличной оплеухи, но в последний момент удержал руку на полпути. Переживания последних часов, выплеснутые только что исконно русским способом, унесли с мутным потоком мата и злость, окончательно вытесненную радостью от того, что видит друга живым и здоровым, чего, признаться, уже не ожидал...
— Ну, ты... — опасливо загородившийся локтем, но так и не выпустивший из рук свертка, оказавшегося сложенной стопочкой одежды, Жорка, видя, что «терминаторский» запал у Николая
— Молчи уж... — Александров устало опустился на стоящую под овальным зеркалом тумбочку. — Поговори у меня еще, поговори...
— Ты... — начал было Конькевич, но их с Николаем неожиданно разделила открывшаяся дверь.
— Я вам не помешал, милостивые государи? — раздался из ванной голос невидимого за дверью пришельца.
Капитан, выхватывая из наплечной кобуры табельный пистолет, рванул дверь на себя, не обращая внимания на негодующий визг петель.
Открывшийся взору худощавый, но отлично сложенный, высокий мужчина, видимо только что принявший ванну, о чем позволяли судить красная распаренная кожа и прилипшие ко лбу мокрые волосы, спокойно улыбался, придерживая руками на бедрах обматывающее их полотенце. Лучшего момента для задержания и быть не могло.
— Стоять! — скомандовал Николай, беря незнакомца на прицел. — Руки вверх!
Продолжавший безмятежно улыбаться мужчина лишь отрицательно покачал головой, продолжая придерживать полотенце:
— Вы знаете, господин... э-э...
— Александров, — подсказал из-за спины капитана Жорка.
— Вы знаете, господин Александров, это невозможно по целому ряду причин. Во-первых, — вежливый незнакомец указал глазами вниз, на полотенце, — по моральным. И кроме того...
За спиной чуть слышно скрипнула дверь.
Не опуская пистолета, Александров мгновенно обернулся на звук и увидел... огромного черно-серого кота, плавно перетекавшего в прихожую.
В следующий момент на него внезапно обрушилась темнота...
Сознание возвращалось постепенно.
Сначала прорезались звуки. Тиканье часов, скрип рассохшегося пола под чьими-то нетяжелыми шагами, шуршание бумаги... Затем сквозь веки проступил свет. Последней вернулась память.
Как же он купился на такой ерунде? А еще оперативник со стажем! Мокрая курица ты, а не оперативник! Лох ушастый! Что теперь собираешься предпринять?
Так, руки вроде свободны, видимо, посчитали вырубленным всерьез и надолго и поленились связать. Лежу на чем-то мягком — гуманисты, могли бы и на пол бросить. А Жорка-то, Жорка каков! Никогда не прощу предателя, если выпутаюсь!
— Ваш приятель, Георгий Геннадьевич, вроде бы пришел в себя. Видите, как шевелятся глазные яблоки под веками? — Раздался прямо над головой спокойный, хорошо поставленный голос. — Вероятно, он сейчас как раз обдумывает ответный ход. Вставайте-э, господин полицейский! — Чья-то рука деликатно потрясла Николая за плечо.
Прикидываться дальше не было смысла. Александров открыл глаза и рывком сел на диване.
Перед ним на расшатанном стуле, по-прежнему улыбаясь, сидел одетый в короткую и тесноватую ему Жоркину футболку и куцые тренировочные брюки незнакомец. Рядом стоял цветущий, как майская роза, Жорка.
— Коля! —
— Очень приятно, — первым протянул руку Александрову, ошеломленно переводившему взгляд с одного психа на другого, жандарм.
В руке, рукоятью вперед, был зажат александровский «макар»...
«Тоже мне март! Колотун, словно в феврале. Только-только днем распустит — ночью прихватывает намертво, да еще снежок под утро...»
Ворча, как старый дед, лейтенант Лукиченко, засунув мерзнущие руки в карманы форменной куртки и подняв воротник, шагал по превратившейся после захода солнца в каток дороге к гаражному кооперативу №7, расположенному на самой окраине города, рядом с автотрассой. Чертов Князь — настоящий он или только прикидывается — назначил встречу у запасных ворот в восемь вечера, и времени оставалось с гулькин нос.
Не совершил ли он глупость, согласившись на союз с этим странным человеком? Мало сказать странным... А что можно было сделать? В лучшем случае подать рапорт об отставке, когда фотки с этой е... Алехиной лягут на стол начальству. Это еще в лучшем случае! А если бы она подала заяву об изнасиловании, подкрепленную справкой, — идти тогда в СИЗО по «веселой» статье? Благодарим покорно! Менты, да еще насильники, там не задерживаются.
Значит, выхода не существовало? Никакого? Ну, был еще один... Последний способ сберечь офицерскую честь... Этот выход тем более отпадает.
А что он так дребезжит, скажите на милость? Пока на его девичью честь никто и не посягал. Только-то и делов: достать хорошему человеку чистый бланк паспорта — разве не благородное дело? Помочь ему «сбросить с хвоста» такого же мутного, как он сам, индивидуума, да еще попутно раскрыв нашумевшее на всю область убийство, — еще лучше. Заработать на этом малую толику, причем не в «деревянных», а чистейшим благородным металлом — кто откажется?
А Александров? А что Александров? Свет на нем клином сошелся, на этом чистоплюе Александрове! Тоже мне ангел, крылышки вот только в дерьмеце... Сухарь высокомерный, все на «вы», все придирается... До сорока лет под ним в «летёхах» шестерить?
Чтобы вписаться в лимит времени, Лукиченко свернул на шедшую через лес тропинку — кратчайший маршрут до седьмого кооператива.
Какой там лес: несколько десятков чахлых березок, промежутки между которыми выглядят более-менее пристойно только зимой, когда снег стыдливо прикрывает рощу, превращенную обитателями Хоревска в настоящую помойку. Летом это чудо родной природы проглядывается насквозь. Но сейчас-то не лето.
Тропинка по вечерней поре (а главное, в свете недавнего события, запугавшего до родимчика весь город) была совершенно пустынна — нечастые по зимним сумеркам посетители гаражей старались теперь сделать все дела еще засветло, чтобы не искушать судьбу лишний раз, — поэтому лейтенант, хотя и не робкого десятка, вздрогнул и схватился за карман, где лежал пистолет, когда из-за какого-то куста внезапно, загораживая ему дорогу, шагнул темный силуэт.