Шрифт:
Первого мая 1959 года в Свердловском аэропорту приземлился пассажирский самолет, прибывший из Ижевска. По трапу сошел рослый, ладно сложенный пассажир и бросился в объятия коренастого широкоплечего мужчины в темно-синем костюме и фуражке гражданского летчика. Встретились Аркадий Ворожцов и Александр Кузнецов. Это они, бывшие узники, вырвавшись из фашистской неволи, плечом к плечу с польскими товарищами мужественно боролись за освобождение польской земли от гитлеровцев. Александр Кузнецов был командиром партизанской бригады. За боевые заслуги впоследствии награжден польским
В основу документальной повести «Золотой крест» легли действительные факты подпольной и партизанской борьбы в Польше против фашистов в годы Великой Отечественной войны. Повесть завершается картинами разгрома фашистских полчищ на польской земле объединенными силами частей Советской Армии и польских партизанских отрядов. Многие из действующих лиц повести, как русские, так и поляки, пройдя сквозь суровые испытания, дожили до радостных дней победы и сейчас честно трудятся на мирном трудовом фронте. Аркадий Ворожцов — главный зоотехник Ижевской племенной животноводческой станции, Александр Кузнецов работает в гражданской авиации, Василий и Марина Кузьмины трудятся на полях Казахстана, Павел Бурда работает в Кабардино-Балкарской АССР
Повесть «Золотой крест» написали свердловские военные журналисты Юрий Левин и Николай Мыльников — участники Великой Отечественной войны.
Так начались испытания
Госпитальный хирург, немолодая, полная женщина, с густой сединой в темных волосах, внимательно осмотрев раненого, глубоко вздохнула и сказала:
— Ногу, молодой человек, видимо, придется отнимать. Ранение очень и очень серьезное.
— А я не разрешу, — вскипел Кузнецов. — Я кадровый летчик. Делайте операцию так, чтобы ногу сохранить. Отрезать ее никогда не поздно...
— Станете перечить врачам — сделаете хуже для себя. Можете получить гангрену.
— Пусть будет так. Тогда я сам укажу ту часть, которую надо отпилить.
— Ну и пациенты пошли, — досадовала хирург. — Ты ему слово — он тебе десять.
— Вам виднее. Вы мастера в медицине, а моя специальность — уничтожать немецкие самолеты. И нога мне еще пригодится.
Всю ночь Александр Кузнецов почти не спал. Мысли, одна тяжелее другой, одолевали его. Выдержит ли спор с врачами? А если ногу отнимут? Что тогда делать? Пойти по гражданской профессии, которую получил в Уфимском гидрогеологическом техникуме?
С неотвязной горечью на сердце Кузнецов представлял себя то на костылях, то на протезе, то с пустой штаниной до колен. Ему виделось, что он костыляет по улице, дует ветер, и штанина колышется в разные стороны. Жутко! А тут еще попалась такая противная койка, которая как видно, находится в госпитале с незапамятных времен. Стоит пошевелиться, она заскрежещет на разные лады.
В трудные, полные неожиданных поворотов, минуты многое вспоминается.
На аэродроме дивизии истребительной авиации, широко раскинувшемся на зеленой равнине неподалеку от Могилева, шла обычная военная жизнь с ее боевой учебой, дежурствами в гарнизонных и внутренних нарядах, ежедневными построениями, различными спортивными состязаниями. Командир дивизии не давал покоя ни молодым, ни опытным летчикам.
Случалось, конечно, что некоторые «необкатанные» авиаторы обижались на нелегкую судьбу истребителей. Но полковник неизменно повторял:
— Придет время — все пригодится.
В последние дни в эскадрильях прошел слух о предстоящих летных маневрах. Пилоты ждали их с нетерпением: каждому хотелось вдосталь полетать на новых самолетах, недавно поступивших на вооружение дивизии.
В отличие от других, эту тревогу объявили в воскресенье. Стояло раннее теплое сиреневое утро. В свежем безветренном воздухе густо пахло цветущим июньским разнотравьем.
— Вот тебе и выходной день, — послышались голоса летчиков. — И когда научатся уважать людей? Сколько ни говорим о разумном отдыхе, толку никакого...
По тропинке, протоптанной через густую, в рост человека, рожь, авиаторы в полном боевом снаряжении прибежали на летное поле. После обильных теплых дождей бойко раскустилась молодая сочная отава, отчего чернее вырисовывались гудронированные ленты аэродрома.
Летчики выстроились в каре. Командир дивизии, волнуясь, громко объявил:
— Гитлеровская Германия начала войну против Советского Союза. Фашистские самолеты бомбят наши города и села. Уже погибли многие сотни мирных жителей.
Пилоты недоуменно переглянулись между собой. Им не верилось в то, что произошло.
Командир дивизии одернул гимнастерку, туго перетянутую новым ремнем, расправил сильные плечи.
— Слушайте боевой приказ!
В утреннем воздухе, чеканно зазвучали строгие слова приказа, определявшего задачи авиационных полков.
Прошли считанные минуты, и эскадрильи дивизии приземлились на Минском аэродроме. Последовало новое распоряжение:
— Патрулировать над городом. Держать связь с землей. В случае появления противника завязывать бой!
Да, теперь все поняли: предстоят не маневры, а действительные схватки с врагом.
«И к родным не успел съездить, и об учебе в академии позабудь», — думал Александр Кузнецов, молодой командир авиазвена, плотно сбитый, коренастый, с большой курчавой головой. Он недавно женился на студентке педагогического института и был полон самых мирных намерений. Ему, как и многим, тогда казалось, что война на Западе, затеянная Гитлером, побушует где-то вдали от границ Советского Союза.
Но все получилось по-другому.
На рассвете двадцать второго июня младший лейтенант Александр Кузнецов собрался по тревоге и в тот же день угодил в воздушный бой.
Он долго барражировал над юго-восточной частью Минска, зорко всматриваясь в безоблачное небо. Летчика больше всего волновало: сумеет ли вовремя распознать вражеские самолеты, которые никогда не видел, а представлял лишь по фотографиям.
Продолжая наблюдать за воздухом, пилот на дальних подступах к городу увидел густо рассыпавшиеся дымчато-серые рубчатые купола.