Золотой песок для любимого
Шрифт:
Она писала ему, но редко приходили письма в этот край. Он почти не бывал в городе, хотя его партия располагалась не слишком далеко от Барнаула, где была за ним казенная квартира. Он писал ей тоже, но каков путь почтовой кареты от края земли до острова среди морей?
Вчера по дороге сюда он встретил промышленников, они возвращались с белковья. На эту картину ему всегда было удивительно смотреть. И завидно. Вот если бы ему было указано искать мягкое золото, то Шурочка давно оказалась бы в его объятиях. Мягкое золото на четырех ногах, оно скачет, имеет запах, голос, следы, помет, наконец. А то золото, которое ищет
Он поморщился – вчера снова случилась перестрелка на дальнем участке. Но его люди отогнали ловцов фарта.
Алеша поморщился. Пора ему навестить Мун-Со, привезти ей спирт для микстуры. Она обещала приготовить особенную для больного работника. Понадобится она и раненому партионному рабочему.
Алеша смотрел на высокие сосны, стволы которых в сумеречном свете потемнели. Они замерли, словно на полпути к небу. Завтра снова станут колебаться, скрипеть, спорить друг с другом. Но сейчас все согласно затихли. Но вряд ли спят. Потому что все живое, замирая, начинает особенно остро воспринимать происходящее вокруг иными чувствами. Как он сам, к примеру.
Недавно он был в Барнауле, говорил с Игнатовым. Как и прежде, он успокаивал его. Игнатов был возбужден – к нему приезжал известный ученый из Европы – Брем. Он был в полном восторге от этого человека. Была и другая причина для радости – ученый захотел издать его статьи на немецком языке. Игнатов написал много, не столько по геологии, сколько о другой своей страсти – об охоте.
Что ж, вот у Игнатова все состоялось, он являл собой пример успеха в том деле, которым занимался Алеша. Но он начал раньше, тогда меньше было успехов у геологов. А сейчас – самый расцвет новой для России науки. Наконец-то и она решила познать свои недра. Другие страны, Англия, к примеру, не только познала их, но и в недрах, под своей столицей, построила железную дорогу. Шурочка прислала фотографию, где снята перед входом в эту самую подземную дорогу.
Снова все мысли повернули к Шурочке. Алеша не слишком интересовался тем, что происходит в Москве или Петербурге. Не его это дело. Знал он, что меняется жизнь, что баре не так почитаемы, как прежде. Но знал он, что сейчас такие девушки, как Шурочка, завидные невесты для разбогатевших купцов или промышленников.
Почему нет? У нее будет свой дом, свой выезд, с легкостью станет раскатывать по Европе.
А что может предложить ей он? Свои неудачи? Скромное жалованье? А какую жизнь? Только по причине неопытности в ранней молодости, когда кровь только-только начинала играть, они тоже играли… Впрочем, зачем думать об этом сейчас? Бередить сердце.
Огромная луна, похожая на золотую тыкву, которую он видел у Мун-Со и которой она гордилась, кажется, больше, чем выросшим у нее женьшенем, вынырнула из-за кедров. Такая луна вселяла в него странное ощущение нереальности. Еще он любил пламенные закаты. По цвету они повторяли пламя лесного пожара. Он видел такие на Алтае.
Он подумал о Мун-Со, снова вспомнил ее странные слова о том, что он уже нашел золото, только не увидел его пока. Может быть, она имеет в виду мягкое золото – пушнину? На самом деле здесь много охотников. Его проводник-алтаец добывает и белок, и соболей, и куниц, и даже волков. Здесь есть охотники-промысловики. Им дают ружья, патроны, а взамен они отдают шкурки, самые
Удивительный человек, этот Игнатов. У него восемь детей, и младшая, Варя, оказалась подругой Шурочки. Он видел ее на фотографии. Она красивая, но Шурочка… Нет, никто и никогда не сравнится с ней.
Игнатов приглашал его на необычный праздник – городской голова решил устроить конные карусели. Он предлагал ему участвовать в костюме средневекового рыцаря. На пару с какой-нибудь дамой. Но он лишь посмеялся. Ему только рыцаря изображать. Разве что рыцаря печального образа.
– А что, может, напротив, отвлечешься? И дамы кругом, прекрасные, в старинных нарядах. – Подмигивал ему, намекая на монашескую жизнь молодого человека. В городе он не бывает, а в тайге женщин нет. Разве что Мун-Со? Но это еще вопрос – женщина ли она…
Алексей наконец поднялся с крыльца и вошел в дом. Завтра с утра он устроит банный день, а потом отправится к рабочим.
Он зажег лампу и собрался раздеться.
В дверь тихо постучали. От неожиданности он сказал, как будто жил в деревне:
– Войдите. – И посмотрел на дверь.
Вошла женщина. Она заморгала, ему показалось – Шурочка. Сердце замерло, руки застыли, язык присох к нёбу.
– Вы Алексей Данилович Старцев? – спросила женщина. Голос не ее. Иной.
– Да, – ответил он.
– Письмо, – услышал он. – Я привезла вам письмо от Шурочки.
– Прошу садиться. – Он указал на лавку у окна.
Перед Алексеем сидела молодая прелестная женщина и смотрела на него ясными серыми, широко расставленными глазами. На ней был черный плащ с капюшоном. На лацкане какой-то вензель. Он поймал себя на том, что пытается разглядеть его, как будто он даст ему ответ – что происходит. Что значит появление незнакомки в глухой алтайской тайге? Не мираж ли это, какой случается в полнолуние?
Она отклонилась к оконцу, локоны гостьи в отсвете луны напомнили извивающихся змей. Как у горгоны Медузы, подумал он, чувствуя дрожь во всем теле. Ему хотелось спросить – как она добралась сюда? Кто привез ее? Ведь не одна же она сюда приехала?
Но она повторила тихим низким голосом:
– Алексей, вам письмо. Последнее…
Он свел брови, пытаясь понять, что значит то, о чем она говорит.
– От Шурочки… Письмо… Последнее… Что? – наконец достучался до его встревоженного разума смысл произнесенных слов. – Дайте!
Она протянула ему конверт.
Он ждал чего-то такого… Разве нет? Не только что он думал об этом, глядя на полную луну, размышляя о том, что скоро придет от нее письмо! Значит, вот оно, которое не посылают по почте, а доверяют нарочному. Чаще всего – своему другу, подруге, чтобы те могли произнести слова утешения, которых могло не хватить в письме.
Обычно такие письма посылают, желая отказать. И пишут что-то вроде: прости… даю тебе свободу… я не могу… жизнь такова…
Алексей Старцев пока еще не получал таких писем, но слышал не раз. Когда у костра собираются мужчины, они говорят о разном. О женщинах тоже. Его рабочие за общим ужином вспоминали прошлое, дом, своих женщин, которые были их женщинами до каторги. Они получали от них такие письма.