Золотой песок для любимого
Шрифт:
Разум подсказывал – подчинись и жди. И…
– О-ох! – теперь она уже слышала свой собственный голос. Она летела вниз. Она не видела, как верхушки сосен вертелись, словно пузатые полосатые игрушки-волчки на детском празднике. Они крутились быстро, бешено. Где-то внутри глаз сыпались искры. Потом все погасло.
Удар, они вспыхнули снова. А потом Шурочка катилась по камням. Мелкие, острые, они несли ее вниз все быстрее и быстрее. Теперь она, словно горная порода по грохоту, катилась вниз. Повязка на глазах давила, но руки были свободны. Она чувствовала, как тело колет, царапает, но боли нет. Наконец Шурочка извернулась и сдернула повязку с глаз. Но все, что она увидела, была вспышка. Синяя молния ударила по глазам. И тянущая боль между бедер. Как будто что-то острое вошло в нее и застряло. Больше она ничего не помнила.
И уж конечно, ничего не слышала.
А там, на верху обрыва, кричала женщина:
– Беги за ней! – Она толкала к краю мужчину, но тот схватил ее за руки.
– Ты спятила? – шипел он.
– Беги. Золото у нее. Обыщи, найди.
Он искоса посмотрел в глубину распадка, словно прикидывал, возможно ли это. Но внезапно он отшатнулся от края, отцепил тонкие руки от себя.
– Сама лезь. – В его голосе слышалось больше страха, чем злости.
Лидия, а это была она, недоуменно посмотрела на своего безмерно бесстрашного, как ей казалось, спутника.
– В чем дело?
– Там… там… Мун-Со.
– Что это? Или кто? – Она шагнула к кустам с желтыми ягодами и попыталась рассмотреть.
– Она женщина медведя, – проговорил мужчина.
– П-ф-ф… – фыркнула Лидия.
– Молчи, – оборвал ее провожатый. – Я знаю, какая рука у Мун-Со. – Он потер шрам на подбородке. Но ничего не стал объяснять Лидии. Он только предостерег ее: – Если она забирает девушку, значит, она жива.
– Жи-ва! – воскликнула Лидия едва не в полный голос. – После такого падения!
– Я знаю, какая рука у Мун-Со. Она собирает человека по косточкам. И разбирает тоже, – усмехнулся он.
Лидия смотрела вниз, ей было видно, как легко Мун-Со подняла на руки Шурочку и понесла по распадку.
Значит, Шурочка жива?
Но разве ее смерти она хотела? Лидия внезапно обрадовалась. Она собиралась ее наказать. Больно. Но больно бывает только живым. Удачно.
– Ты говоришь, золото при ней? – услышала она голос провожатого.
– Ну да, – ответила Лидия. – Наверняка зашила куда-то в одежду.
– Понятно. Значит, нет фарта. Что ж, дорогуша, тогда прощай.
– Как это – прощай? – Лидия уставилась на него темно-серыми от возмущения глазами.
– А чего мне тут делать? Она у Мун-Со. – Он пожал плечами, как будто дальше говорить – только слова зря тратить.
– Но я должна найти Алексея Старцева.
– Так ищи.
– Вы должны меня проводить! – Она топнула ногой.
– Чем рассчитаешься? – Он окинул ее взглядом, который она поняла сразу.
– Рассчитаюсь. – Она улыбнулась. Кончик языка высунулся изо рта, потом медленно, дразняще прошелся по губам. Они стали обещающе влажными.
Он хмыкнул:
– Задаток давай… – Он протянул руки и схватил ее за талию. Потом прижал к себе по-медвежьи, потащил в кусты.
Колючки цеплялись за волосы, за одежду, Лидия прятала лицо у него под мышкой, которая воняла, как клозет в Смольном, но она не собиралась испортить свою нежную кожу.
Наконец кусты сменились невысокими и неколючими, смородиновыми. Темные ягоды висели на них, Лидия шумно вдыхала свежий аромат.
Он бросил ее на траву…
Кусты шевелились долго, энергично, наконец успокоились. Потом из глубины зарослей раздался стон и мужской смех.
– Ты хороша штучка. Пожалуй, я провожу тебя к нему. Ты туда надолго? Ладно, могу и подождать…
29
Шурочка заморгала, попыталась повернуть голову, но шея не поддавалась. Как деревянная.
– Не надо! – Женщина подняла руку протестуя. – Лежи! – остановил ее голос. Рука придавила плечо.
Дрожь прошла по всему телу. Неужели… Ее захватили неизвестные и… лишили ее… того, что она везла!
Сердце колотилось в горле, которое отказывалось пропустить слюну, скопившуюся во рту от ужаса. Пламя костра стало еще выше… Алеша… Где-то посреди тайги он сидит возле такого костра и думает… О ней? Да, о ней, потому что ради нее он отправился туда. Ради них обоих.
Мысли метались, обрывались, Шурочка не могла ни одной додумать до конца. Во рту так горько, будто она выпила что-то… полынную настойку? Может быть, ее чем-то опоили? Почему она ничего не помнит?
Ничего? Но… Она напрягла все тело, будто оно может подтолкнуть ум.
Она помнит, как Варя проводила ее.
Как вместе с проводником, отставным горным мастером, двинулись в тайгу. Варин отец сказал, что до Алеши три дня пути.
А потом… Потом… сердце ее колотилось как бешеное, но внезапно замерло. Проводник сорвался в ущелье. Она осталась одна. Слезы потекли сами собой, Шурочка не могла их вытереть, и они добегали до самых губ.
– Возвращаешься, – услышала она голос женщины, которая словно мираж возникла перед ее заплаканными глазами. – Слезы – это жизнь.
Шурочка закрыла глаза, она думала, что в темноте под веками увидит то, что должна. Но там черная темнота.
– Больновато? – спросила женщина. – Ничего, все пройдет. Быстро.
Снова пламя, но теперь золотое. Она видела не такое, когда упала в черноту. Оно было синее с рыжими языками.
Сейчас через пламя она смотрела на женщину. Маленького роста, худая. В широкой рубахе из белой парусины, с черной тонкой косой на спине. Лицо ее круглое, слегка плоское. Нерусское лицо. Наверняка она из здешних горцев, подумала Шурочка.