Золотой песок для любимого
Шрифт:
– Поехали, – сказал он. – Говори куда.
Они отошли от толпы, Лидия рассказала, что она от него хочет.
– Значит, тебе нужен партионный начальник? Доставим. А награду забрать у ней? – переспросил он. – Заберем. Я словил еще не весь свой фарт.
Лидия усмехнулась. Вот откуда Наставница знает такие слова.
26
Шурочка изучила по книгам, что за горы перед ней, какие долины, какие реки питают все окрест. Вместе с Алешей, который всегда утверждал: Алтай – самое подходящее место для золота.
– Мои соученики устремляются на Дальний Восток, в Восточную Сибирь. Но пусть их. Я найду свое золото на Алтае, – говорил он перед отъездом сюда.
– Здесь? – тонкий пальчик Шурочки утыкался ногтем в точку на карте.
– Не порви, – предостерегал он. И словно по одной-единственной причине – оберечь карту от неприятностей – Алеша брал Шурочкину руку в свою, нежно отводил от листа бумаги, траченного временем.
Она помнит, как вся кровь бросалась в виски, давила и стучала тяжелым молотом. Странное дело, потом обдумывала она свое поведение. Что возбуждающего есть в том прикосновении?
Изучая биологию, Шурочка знала, что рука покрыта кожей, на ней есть рецепторы. Но у лягушки они тоже есть. Так почему она не краснеет, когда ее рука, к примеру, касается лягушачьей кожи? Шершавой и холодной? Потому что у нее особая, лягушачья кровь?
В общем, давно они с Алешей наметили место, где быть золоту. То, куда приехала она сейчас.
Алеша писал, что уже никто не верит в то, во что верит он. Но оно должно быть, настаивал он, именно здесь проходит жила самородного золота.
– Будет, – говорила Шурочка, складывая письмо и опуская его в шкатулку из черного дерева. Дядюшка привез ее из путешествия в Африку, еще ее матери. – Будет, – сама не заметив, однажды проговорила она вслух, мысленно перечитав письмо Алеши.
– Что будет? – спросила Варя, которая наблюдала за ней тогда.
– Дождь, – указала Шурочка на английское небо за окном.
Безоблачное, голубое, с летающими в выси птицами, в тот день оно было таким, словно никогда не знало мрачных туч.
– Шутишь, да? – Варя засмеялась.
– Если облака захотят, он будет.
Самой себе она сейчас показалась облачком, созревшим для небольшого, но золотого дождя. Вот он, самый мелкий, почти в виде пыли, у нее в поясе. Там же несколько листов сусального. А дождь покрупнее – в каблуках сапог. Но об этом не знает ни одна живая душа. Даже та, что рядом, на другой лошади. Тайна хранится только в одиночку.
Но Шурочка была слишком самоуверенна, полагая, что тайну вообще возможно сохранить.
В том, что считаешь только своей тайной, все равно участвуют другие. А значит, в мире нет тайн, которые нельзя раскрыть. Просто одни открываются сразу, как женщины, готовые одарить своими милостями по первому зову, а есть те, которых надо завоевать…
Шурочка ехала верхом третий день подряд. Сказать, что она устала, – нет. Но нетерпение мучило. Как хотелось поскорее слезть с коня и броситься к Алеше. Прижаться к груди и заплакать. Она чувствовала, что должна заплакать. Она плакала редко, но если приходилось, то с удовольствием и от души.
Давно стемнело, а они еще не добрались до таежной избушки. Проводник был немолодой, приятный человек. Игнатов не отпустил бы ее бог знает с кем. Даже Варина мать сказала, что он таков, что мамкой и нянькой станет, если надо.
– Ой! – вздрогнула Шурочка. – Что это?
– Не бойся, дочка. Это маленькая совка. Она так кричит. Вылетела половить бабочек. Вот если неясыть голос подаст – оторопеешь. Как собака лает… – Проводник повел плечами.
Шурочка поежилась.
– Вот здесь наша речка отворачивает, – указывал он. – Дальше она течет мелкими ручейками, – говорил проводник, догадавшись, что в тишине и молчании Шурочку одолевают разные мысли. Не все приятные.
– Буу-уу. Бу-бу-бу… – прорезало тишину. Но Шурочка не спросила, кто это. Даже не вздрогнула. Человек быстро привыкает к неожиданностям.
– Это сова, – пояснил проводник. – Большая.
– Как вы думаете, почему птицы спят на ветке и не падают? – спросила Шурочка, представив себе птиц, которые сейчас в таежной чаще устраивались на ночлег.
– Они сжимают коготки вокруг ветки, как капканом. Нет никакой возможности упасть, – пояснил он.
– Надо же, все-то вы знаете. – Шурочка развеселилась. – А почему когда мы с вами ели хлеб, он был черствый, а печенье влажное? Ведь то и другое из муки? И мы везем то и другое вместе?
Проводник задумался, но ненадолго.
– Я бы рассудил так, Александра Петровна… Когда пекут печенье, то в него кладут сахар. А он, известное дело, от воды всегда размокает. Он ее в себя впитывает. В хлебе сахара нет, вот он и сохнет.
– Понятно, – сказала Шурочка. – Нам еще далеко?
– А вот этого я не могу вам сказать. – Он вздохнул. – Та дорога, по которой я думал поехать, сгорела.
– Как это – сгорела? – изумилась Шурочка.
– Да очень просто. Пожар случился, и все кругом сгорело. А сколько по этой тропе до распадка – не скажу. Но Бог ее видит и нам укажет… Мы едем по другой.
Шурочка ехала рядом с проводником, мысли в тишине приходили разные. Ну вот, думала она, не странно ли ведут себя люди? Они сами толком не знакомятся с собой и толкают других к тому же. Заставляют знакомиться с другими, более того – соединиться с ними. Разве не от этого случаются неприятности? Например, та же Кардакова толкает брата к ней.