Золотой плен

Грэм Хизер

— Я приношу глубочайшие извинения, мой отец.

— За что? — Его глаза, такие холодные, сверкнули от удивления.

«Он ничего не знает», — подумала Эрин, чувствуя, что чуть не теряет сознание. Не остается ни одного объяснения ее поспешного вызова. Она стояла с опущенными ресницами.

— За все, чем я обидела тебя, — сказала она скромно. Он удобнее устроился на стуле и отвел взгляд, рассеянно глядя на пергамент.

— Ты ничем не обидела меня, — сказал Аэд тихо. — Я вызвал тебя, потому что заключил соглашение о твоем замужестве.

Эрин

нахмурилась. Если она ни в чем не виновата, она имеет право возмутиться.

— Но отец…

— Никаких «но», дорогая, — неожиданно прогремел Аэд. — Я был долгое время великодушен и снисходителен к тебе, дочь;

Она могла бы поспорить с ним, если, конечно, его избранник не придется ей по душе. Феннен? Конечно! У нее в голове зашумело, пока она стояла перед Аэдом, и она почти улыбнулась, когда вспомнила о своих раздумьях на холме. Возможно, наконец, наступит мир, время, когда можно поразмышлять над чувствами, которые она испытывала к Феннену. «Да, — решила она, — я выйду замуж, но только за Феннена». Вдруг мороз пробежал по ее коже. Аэд имеет в виду другого человека. Иначе зачем бы ему понадобилось вызывать ее на поле сражения — неужели, чтобы обвенчать с мужчиной, которого она давно знала? Она подняла глаза и смело глянула на Аэда.

— Я знаю свой долг принцессы, отец, и, если ты настаиваешь, я выйду замуж. Но я должна тебе сказать, отец, что выйду за того, кого сама выберу. Если ты решил, что я должна обвенчаться с Фенненом…

Аэд взмахнул раздраженно рукой и перебил ее:

— Это не Феннен Мак-Кормак. Я заключил соглашение с Белым Олафом, и завтра перед наступлением сумерек вы будете обвенчаны.

— Что?!

Кровь схлынула с ее лица, у Эрин было ощущение, как будто огромная ледяная волна обрушилась на нее.

— Ты слышала-прорычал Аэд Финнлайт, так как не мог выдержать обвинения в предательстве, написанного на ее лице. — Завтра ты обвенчаешься с Олафом. Соглашение подписано. Все улажено.

— Отец! Нет! Ты не можешь! Ты знаешь, как я ненавижу викингов, как мне отвратителен Белый Олаф! — Эрин трясло. Она попыталась убедить себя, что ослышалась, что этого не может быть, но, к сожалению, это правда, она видела по глазам отца:

— Я не сделаю этого! — сказала она твердо, стараясь унять дрожь.

— Сделаешь. — Аэд был непреклонен. Она бросилась к его ногам, ища его руки, и ползала на коленях перед его столом.

— Отец, пожалуйста, не надо. Он варвар! Ты не можешь отдать твою дочь, кровь и плоть твою, северному чудовищу. Норвежский Волк! Норвежский пес! Ты не можешь, отец! Я выйду за Феннена, за кого угодно, я уйду в монастырь, но я не могу выйти за норвежца, который убил наших родственников! Отец, мы ирландцы. Законы Брегона-наши справедливые законы — защищают женщин.

— И они также гласят, что дочь должна чтить отца своего. — Он даже не взглянул на нее, стоял совершенно равнодушный, его глаза приклеились к пергаменту.

— Отец! — завизжала она. — Неужели ты не понимаешь? Я не могу сделать этого, я лучше умру. Я не скажу тех слов, которые должна

сказать при венчании. — Он по-прежнему не смотрел на нее. Она разрыдалась. — О, пожалуйста, отец, пожалуйста.

Она упала на колени в истерике. «Он не выносил моих слез раньше, — с горечью думала она, — но сейчас он холоден, как сталь».

— Ты не понимаешь, — шептала она, задыхаясь, новая волна ужаса накатила на нее при мысли о том, что она снова встретится с Белым Олафом. Возможно, он убьет ее или найдет способ сделать ее жизнь вечной мукой.

Вдруг она увидела, что в палатку вошли два огромных воина, которых она не знала, и остановились. Отец слегка поднял руку, и они приблизились.

— Следите за ней, — сказал Аэд тихо.

Воины подошли к ней, и Эрин в страхе пошатнулась, но удержалась и подняла голову. Это не шутка, не сон. Отец, которого она почитала всю свою жизнь, предавал ее в руки врага. Она никогда не думала, что Аэд сможет отдать викингам даже последнюю ирландскую шлюху, а он поступил так с собственной дочерью. И она не могла докричаться до его сердца. Между ними встала глухая стена.

— Не прикасайтесь ко мне, — сказала Эрин своим конвоирам, перебрасывая шлейф плаща через руку, — я в состоянии идти сама. — Она прошествовала мимо мужчин с гордо поднятой головой и остановилась у выхода.

— Ты высказал мне все, что хотел, отец, и я тоже тебе скажу. Я не выйду замуж за викинга. Любая попытка принудить меня обернется такой сценой, что даже самый сильный из воинов побледнеет.

Аэд по-прежнему не смотрел на нее.

— Я Ард-Риг, — ответил он спокойно, смотря прямо перед собой, — я твой отец и всегда баловал тебя. Причинить тебе страдания-невыносимо больно для меня, но я должен это сделать. Для Ирландии, для нашей земли. Это более важно, чем твое или мое благополучие, Эрин. И ради нашей земли, ради наших потомков тебе придется стать женой Норвежского Волка.

У Эрин закружилась голова, она пыталась не дрожать и не разрыдаться на виду у мужчин. Она по-королевски прошла между ними от палатки отца к рощице, где была установлена другая палатка.

Вокруг нее толпилось много воинов. Она не приняла руки мужчины, который хотел помочь ей войти в палатку, и опустила полог перед ними. Только тогда она позволила себе разрыдаться.

— Эрин!

В палатке ее ожидала Беде, ее нежные глаза смотрели с тревогой. Рыдая, Эрин упала в объятия сестры.

— О, Беде, — всхлипывала она жалобно, отец… он… Олаф…

— Я знаю, — старалась успокоить ее Беде, поглаживая роскошные волосы. — Ш-ш, Эрин…

Эрин продолжала рыдать, и сердце Беде дрогнуло. И даже когда сестра перестала плакать, у нее внутри все содрогалось.

С ледяным спокойствием, с лихорадочно сверкающими огромными глазами, похожими сейчас на померкшие драгоценные камни, Эрин прошептала:

— Я не сделаю этого, Беде, я не выйду за него замуж, и никто не сможет заставить меня. Даже если приставят нож к моему горлу, я не сделаю этого. — Эрин встала. — Я найму Брегона для защиты.