Золотой плен
Шрифт:
Внезапно он снова рассмеялся, звук его голоса был хриплым.
— Я прошу у тебя прощения, жена, за то, что так долго пренебрегал тобой…
— Оххххх! — проскрежетала Эрин раздраженно. — Нет, Олаф… — начала она, ее глаза расширились, когда она все поняла.
— Меня не проведешь, моя пылкая ведьма! — расхохотался он, его глаза горели страстно. — Я спал около огня в своей спальне, но не мог согреться. Это делает тебя счастливой, жена?
— Я в восторге, — пробормотала она с сарказмом.
— Да, ведьма, я буду страшно скучать по тебе, — прошептал он, и снова она была поражена нежной теплотой в его
— Да, ведьма, мне будет недоставать тебя как воздуха, как воды для утоления жажды. Не отвергай меня в этот последний раз, не лишай меня этого последнего наслаждения, мне совсем не радостно, что я разрешил тебе уехать.
Жар охватил ее вместе с сильным желанием.
— Могу ли я отвергнуть тебя, если сама хочу того же? — прошептала она.
— Нет, жена, — ответил он хрипло, проникая глубже и глубже, касаясь ее сердца, ее души.
Она тяжело дышала. У нее не было намерения отвергать его. Более того, она жалела сейчас, что покидает его. Ей казалось, что им суждено соединяться каждый раз, когда они бывали рядом.
Она отдавалась ему со страстной напряженностью, сливающейся с его страстью.
ГЛАВА 22
Шел снег, легкие снежинки красиво кружились в воздухе, падая на шерстяной плащ и черные волосы Эрин, образуя неповторимый узор.
Она устала от утомительной езды и холода. Они достигли последнего холма, за которым начинались долины Тары. Предчувствие встречи с родными и близость дома поднимали ее настроение.
Она смотрела вперед. На укреплении, окаймлявшем Тару, она увидела силуэт мужчины. Эрин сощурилась, копыта ее лошади тем временем продолжали отбивать монотонный ритм. Подъехав ближе, она рассмотрела человека, и радостный трепет охватил ее. Она узнала его. Он был высокий, стройный, борода и волосы еще больше поседели. Гордое лицо бороздили морщины — свидетельство дум и забот. «Какое худое у него лицо!» — с грустью подумала Эрин.
Она сжала пятками бока кобылы и помчалась вперед. Снег и земля летели из-под копыт лошади, когда она неслась, преодолевая расстояние, разделявшее их.
Аэд увидел, что она едет к нему, его старое сердце на мгновение остановилось, а потом забилось в бешеном ритме. Он, как и всегда, радостно поразился, что это была его любимая дочь с ее врожденной грацией и сказочной красотой. Это казалось картинкой из прекрасного сна, в котором юная всадница неслась на лошади, осыпанная бриллиантами снежинок.
Приближается… она к нему приближается. Он тревожно посмотрел ей в лицо, когда она подъехала, хотел обнять ее, как обнимают ребенка, но она была уже давно не ребенок, Аэд боялся, что будет отвергнут, и это удерживало его. Перед ним мгновенно прошли картины прошлого. Эрин, делающая первые шаги на неустойчивых ножках, Эрин, летящая к нему, чтобы первой обнять его, когда он возвращался с полей сражений… и всегда ослепительный изумрудный блеск в ее глазах.
Поравнявшись с отцом, Эрин спрыгнула с лошади. Нерешительно он посмотрел ей в глаза. Аэд едва успел увидеть их сверкание, как она бросилась в его объятия.
— Отец, — прошептала она, и слезы радости полились
Эрик окинул взглядом стол. Сегодня Мойра подарила Сигурду здоровую девочку, и викинги, готовые праздновать по любому поводу, устроили пир. Мужчины распивали эль и, шатаясь, расходились по комнатам. Некоторые из них уже валялись на полу. Чья-то рука лежала на столе рядом с Эриком. Он приподнял ее и отпустил. Она упала, как мертвая, и мужчина едва двинулся со стоном, чтобы занять более удобное положение. Эрик засмеялся, допивая свой эль. Он думал о брате. Волк пил вместе со всеми, но казалось, что эль на него совершенно не действует. Ничто не могло снять его напряженности. Эрик снова усмехнулся. Волк встретил достойного противника в лице ирландки. Чем больше проходило времени со дня ее отъезда, тем мрачнее он становился. «Мы все дураки, — размышлял Эрик. — Мы не замечаем, что проиграли». У Олафа дела шли хорошо. Дублин жил в мире и согласии со своими жителями. Подвалы забиты мясом, зерном, медом и элем. За полями ухаживали заботливые руки ирландцев и викингов. Олаф был хитер. Он знал, когда вести войну, а когда подумать о мире. Он завоевал уважение и преданность.
Тяжелые двери в залу распахнулись, и Эрик резко обернулся. Вошел брат, трезвый и грозный.
Олаф взглянул на Эрика и подошел к огню, чтобы согреть руки.
— Что, брат? Ты все еще сидишь прямо? И в одиночестве? Я думал, что в Дублине останется немного девушек к твоему отъезду.
Эрик усмехнулся.
— Брат, иногда по ночам я предпочитаю наблюдать. Только одной девушке в этой зале я позволил бы пленить мое сердце, и, увы, я должен называть ее сестрой.
Олаф застонал, потянувшись за кружкой с элем.
— Кажется, она уже завоевала твое сердце, брат. Эрик пожал плечами.
— А твое собственное?
— Я не отдавал своего сердца. Я уже сделал так однажды, и боль, когда оно разбилось, была посильнее, чем от датского топора.
— Гренилде умерла, Олаф. А ты живешь, и твоя ирландская красавица тоже.
— Да, — проговорил Олаф горько. — Ирландская красавица. Скалы прекрасны, мой брат, так же как и море, но все это таит в себе опасность.
Эрик встал и выпрямился.
— Олаф, ты сделался великим принцем, могущественным воином и самым мудрым из королей. Ты силен, ты знаешь свою силу и, тем не менее, ты всегда милосерден. У тебя способность прощать тех, кто обидел тебя, и отдавать то, что ты взял. Ты осторожен и рассудителен. И, тем не менее, так случилось, что ты осудил самого благородного и душевного человека из всех, кого ты завоевал. Ты бесстрашен в сражении, где рискуешь своей жизнью, а в самой жизни, брат, я думаю, ты не смел. Сделай по-другому. Рассуди как король Волков, а не как муж. Ты скучаешь по своей жене. Пойди к ней. Забери ее.
Олаф посмотрел на своего брата, едва сдерживая гнев. Но Эрик не боялся его гнева. Как он сказал, Олаф — человек справедливый: он не будет искать мести, если не прав.
— Брат, — наконец произнес Олаф холодно. — Неужели море не манит тебя? Не настало ли время возвращаться домой, викинг?
Эрик состроил унылую гримасу.
— Пусть будет так, Волк. Но подумай, может быть, ты захочешь, чтобы я остался здесь, пока ты будешь в путешествии. Я помогу Сигурду, если на Дублин нападут в твое отсутствие.