Золотой пленник

Орлов Алекс

Еще раз окинув взглядом казенных людей, граф отставил правую ногу и, придерживаясь за рукоять бутафорского меча, произнес:

– Соотечественники! Вот и пришла пора доказать, что вы любите своего императора и, так сказать, родину. Туранский хан Шарындасай, а также правитель чигирский и князья помельче подняли мятеж и собрали изрядное количество сил, чтобы двинуться на Гойю – столицу восточных провинций. Скоро вам выпадет честь усмирить вероломных бунтовщиков и бросить их головы к ногам нашего императора, да продлят небеса годы его правления. Особо хочу отметить, что

те, кто отличится храбростью и силой духа своего на поле брани, будут пожалованы вольною для несения службы в армии Его Императорского Величества на двадцать пять лет без выплаты жалованья. Как видите, император ценит своих героев, а стало быть, вам таковыми нужно стать. Хочу вас обрадовать и тем, что ваш сержант и другие наставники пойдут на войну вместе с вами, что, безусловно, облегчит ваш ратный труд, поскольку вы тут очень сдружились. Через три или четыре дня вы отправитесь на гору Тонзур, где станете лагерем и будете изучать ратную науку. Обучать вас будут добрый сержант Гудьир и другие наставники.

Сказав все, что нужно, граф с сопровождающими ушел, убежал за ними и сержант, а его помощники загнали невольников в сарай до выяснения обстоятельств.

Казенные люди восприняли происходящее как подарок, сегодня их никто не избивал, не ломал рук и ног, не требовал стоять на солнцепеке и бегать с каменными блоками – невольники радовались тому, что наконец уйдут отсюда, подальше от «лечебницы», из которой за минувший год не возвратилось больше сотни человек.

Возможность погибнуть на войне казалась им такой далекой и несущественной, в то время как здесь люди умирали ежедневно.

Радость основной массы невольников не разделяли только разбойники из шайки Рафтера, совсем не желавшие умереть за императора. Как потерянные они слонялись по сараю и никого не задирали.

– Счастье-то какое – на войну идем! – говорил Густав, массируя зашибленную накануне ногу.

– Да, а тем, кто проявит героизм, будет даровано еще двадцать пять лет неволи в качестве защитника императора, мы о таком и мечтать не могли, – съязвил Крафт.

– Без выплаты жалованья – считай, то же рабство, – подтвердил Спирос.

– Я слышал, солдат отпускают на побывку, – сказал Питер.

– Может, и отпускают, а тебе есть куда ехать?

– Да, у меня есть… – начал было Питер, но, решив не говорить лишнего, поправился: – У меня есть знакомые в Гудбурге, хоть я и сирота, но добрые люди попадались.

– А у меня на хуторе жена и двое ребятишек остались, – с горечью сообщил Густав.

– Одни маются?

– Старики мои живут рядом, должно, помогают. Мне бы только вырваться – как будет возможность, обязательно сбегу.

Неожиданно в сарае появился сержант Гудьир, все повскакали с мест, не зная, что ожидать от такого визита, однако мучитель был сильно пьян и покачивался. Увидев Питера, он подошел ближе и ткнул его пальцем в грудь.

– Завтра… чтобы завтра стена у Магды была доделана, сучонок! Понял меня?

– Понял, господин сержант!

– То-то – Гудьир погрозил кулаком. – Смотри у меня! – И, повернувшись, крикнул: – Все смотрите у меня!

Покачиваясь, он покинул сарай, и все вернулись на места.

– Да, нелегко этой сволочи представить, что будет стоять с нами в одном строю, – сказал Крафт.

– Точно, – кивнул Густав. – Неизвестно еще, от кого скорее получит, от чужих или от своих.

– Для него здесь своих нет, – возразил Спирос. – Ну разве что ублюдки этого Рафтера.

– Рафтер переживет сержанта ненадолго, – уверенно заявил Крафт.

28

Ночь выдалась неудачной, капитану фон Криспу не везло в игре, поначалу он выигрывал, но затем фортуна отвернулась, и кости стали падать не так. Он пытался их менять, использовал известные ему заговоры на удачную игру, но ничего не помогало.

Сначала проиграл жалованье, потом деньги, полученные от разбойника Теллира, а затем, не сумев сдержаться, поставил своего чудо-коня вместе с дорогой упряжью – всего за семь золотых, хотя сам платил двадцать пять.

Лошадь забрали сразу, предложив для смеху дать на время осла. Это была попытка затеять драку, однако странное дело – драться фон Криспу не хотелось, хотя он и слыл дуэлянтом.

– Нет, господа, благодарю покорно за осла, пройдусь лучше пешком, на свежем воздухе лучше думается, – криво улыбнувшись, ответил фон Крисп.

– Ну как знаете, капитан, может, все же дать вам хотя бы провожатых, на случай если столкнетесь с пьяными крестьянами?

Это говорил Гамбридж – жалкий насмешник – и с ним трое дружков, о дуэли речь не шла, они хотели напасть разом и убить не по правилам. Эта кучка мелкопоместных дворян с запада усердно распространяла слух, что фон Крисп не дворянин и всего лишь подделал фамильные бумаги.

– Благодарю за помощь, но я обойдусь.

– Ну как знаете, капитан.

Покинув компанию неприятелей, фон Крисп пешим отправился на другой конец слободы, где снимал в доме две просторные комнаты.

Разумеется, никакие крестьяне или даже сельские разбойники на него не напали, собаки и те держались подальше от озлобленного проигрышем дворянина.

Едва не выбив ногой дверь, он швырнул ножны с мечом о стену и закричал на слугу, чтобы тот поднимался и шел среди ночи в гарнизон – взял для него казенную лошадь.

– Вставай, скотина, утром я должен быть у графа Штейнбера!

– А где же ваша лошадка, ваше благородие? – забылся со сна слуга и тут же получил по морде. Не хватало еще, чтобы фон Крисп отчитывался перед каким-то лакеем!

Слуга быстро оделся, взял широкий нож и старый арбалет и отправился в город, а фон Крисп попытался самостоятельно снять ботфорты. Это оказалось не так просто, пара была тесной, шитой больше для форсу, чем для удобства. Фон Крисп довел себя до бешенства и едва не повыдергивал собственные ноги, пока ему удалось разуться.

Измучившись, капитан повалился на кровать и сразу заснул.

Довольно скоро его разбудил петушиный крик и голос слуги, тот расталкивал хозяина, приговаривая:

– Ваше благородие, пора вставать, вам к графу следует явиться. Ваше благородие…