Золотой скальпель
Шрифт:
Но теперь, в тылу врага, не время было исправлять ошибки.
– Того, что просите, обещать не могу, – подумав, сказал Семёнов. – Район, где бы должны встретиться со своими в тридцати пяти – сорока километрах отсюда. И будем мы там самое раннее через трое суток. Но допускается, что и через пять суток.
– Более двух часов жгут оставлять нельзя… Произойдёт омертвление конечности.
Лейтенант даже остановился и проговорил:
– Да… Вот дела… Как же быть? В деревнях-то наверняка фашисты.
Он развернул карту, посветил на неё крохотным карманным фонариком (очевидно, трофейным),
– Вот! – проговорил оживлённо: – Домик лесника. Он почти на маршруте. Можно воспользоваться. Какое потребуется время?
– Постараюсь управиться за полчаса.
Лейтенант что-то прикинул и твёрдо сказал:
– Хорошо! Только не более… Идём к домику лесника.
На высоком берегу реки, у моста, где лишь редкий кустарник укрывал от ветра, мороз обжигал щёки, а в густом лесу, через который шла разведывательно-диверсионная группа, было тихо. После ветра, казалось, что даже тепло, хотя зима 1941/42 осталась в памяти одной из самых холодных военных зим. Десантники пробирались сквозь чащи, утопая в снегу. Держались подальше от проезжих дорог и населённых пунктов.
К дому лесника подошли с подветренной стороны, остановились на безопасном удалении, прислушались. Семёнов направил двух бойцов разведать, что там и как. Те осмотрели двор, подсобные помещения и подали сигнал, что всё в порядке. Постучали в дверь. Через минуту сверкнула в проёме полоска света, и на пороге показался кряжистый старик. После короткого с ним разговора разведчики подали условный сигнал: можно нести раненого.
Хозяин дома был суров. Хозяйка же встретила радушно, засуетилась, указывая:
– Сюда, сюда проносите… в горницу. На диван, на диван кладите. Там ему удобнее будет.
Старик заговорил, обращаясь к Семёнову:
– Вижу, что наши, вижу… Но кто ж будете? Из окружения что ли?
– Какое окружение? По делам мы здесь, отец. Слышь, как пушки говорят? Гоним мы фашистов, гоним! Просто мы впереди идём. Понимаешь?
– Теперь понимаю. Скорей бы уж. Лютуют они, ох лютуют. В соседней деревне половину домов пожгли. А народу сгубили! Ребят малых да баб постреляли. Во всех партизан видят.
Михаил прошёл в горницу, затворил за собой дверь и продолжения разговора не слышал. С помощью санинструктора Тараканова он снял с раненого верхнюю одежду, осмотрел, теперь уже при свете, рану и достал из сумки настойку йода, спирт, шёлк в ампулах и кровоостанавливающие средства.
Сняв повязку, Гулякин начал тщательно обрабатывать рану. Убрал из неё кусочки одежды, слегка ослабил жгут. Сразу возобновилось кровотечение.
Оно помогло определить порванные сосуды. Началась кропотливая работа. Сначала на каждый сосуд Гулякин накладывал зажим, затем перевязывал его шёлковой лигатурой. И так много раз.
Наконец, жгут был снят, записка о времени его наложения выброшена. Гулякин наложил на рану повязку и вышел, чтобы сообщить лейтенанту Семёнову об окончании операции.
– Что ж, тогда выходим. Время не ждёт, – сказал Семёнов и, обращаясь к носильщикам, прибавил: – Берите раненого.
– Куда вы его собираетесь нести? – подивился лесник. – На дворе мороз, пурга. Загубите парня. Что ж мы, не русские люди? Оставьте его у нас. Сбережём до прихода наших, да в госпиталь передадим.
– Уход ему нужен, – сказала хозяйка. – Оставляйте.
Семёнов заколебался.
– Вы не сомневайтесь. У нас ведь сынок тоже бьёт фашистов. Где он теперича сердешный? – хозяйка приложила краешек фартука к глазам, – может, и ему помощь надобна, может, и ему кто пособит…
– Как решим, доктор? – спросил Семёнов у Гулякина. – Может, и правда оставим?
Нужно что-то отвечать… Михаил Гулякин далёк был от того, чтобы не доверять людям, но ведь всякое могло случиться. А если фашисты нагрянут к леснику? Если найдут у него десантника? Тогда ведь всем не поздоровится. И с бойцом расправятся, да и с хозяевами тоже церемониться не станут.
С другой стороны, рейд диверсионной группы рискован. А что если придётся уходить от преследования превосходящих сил противника или сражаться на каком-то важном рубеже насмерть? До последнего патрона? Чем тогда помочь раненому? И так риск, и этак.
Решайте, товарищ военврач!
Оставить у лесника надежнее. Фашисты отступают. Вряд ли они сунутся в глубину леса в такой обстановке. Им бы теперь только ноги унести.
Ответил спокойно, обстоятельно:
– Раненому нужен покой, необходим уход хороший. Это верно. Пожалуй, воспользуемся предложением хозяев. Оставим. Тем более, наши здесь раньше здесь будут, нежели мы закончим выполнением всех задач. А с собой нести – можем не уберечь.
– Что ж, так и порешим! – сказал Семёнов. – Спасибо вам, хозяева, огромное спасибо. Действительно, мы в походах своих угробим парня. Хороша больничная палата – лес, да поле, ветер, да мороз.
Попрощался командир с десантником раненым и первым, крепко пожал руку леснику, обнял хозяйку, которая по-матерински перекрестила его, и первым вышел в сени. Дохнуло морозным воздухом. А через минуту в этот свежий, перехватывающий дух воздух морозный, окунулся и Гулякин, а за ним и десантники, которые выделены были для транспортировки раненого. Теперь они поспешили в свои подразделения.
Когда лес принял в свои объятия небольшую группу, ходившую в дом лесника, Гулякин обернулся. Мела пурга, и в её круговерти скрылся дом лесника, в котором хозяева, очевидно, сразу затемнили окна.
– Ну, дай-то Бог, чтоб всё обошлось! – сказал Гулякин ротному, а часа через два пришлось убедиться в том, что решение оставить раненого у лесника было правильным…
Под утро диверсионная группа снова вступила в бой.
Десантники атаковали отходящую вражескую колонну.
Внезапным метким огнём были подожжены несколько машин, затем сапёры взорвали мост, и рота снова скрылась в лесу. Движение по дороге застопорилось надолго. Не так просто устроить переправу в лютый мороз, когда мост не подлежит восстановлению, а лёд вокруг взорван. Пока-то образуется покров, способный выдержать технику. Но и этого мало. Спуски к воде нужно сделать, а это уже невозможно без специальной техники. А где её взять, когда все бегут от наступающих частей и соединений Красной Армии? Оставалось искать обход. Но все дороги были заняты отступающими гитлеровскими войсками.