Золотой век
Шрифт:
Чтобы завтра же тебя не было в Москве, слышишь: завтра же! Иначе ты заставишь меня принять крутые меры. Ты думаешь, что опальный князь Полянский бессилен, и он будет рад теперь первого встречного назвать своим зятем? Ошибся, господин офицер: еще князя Полянского не все забыли… И найдутся сильные люди, которые вступятся за него!.. И вот даю тебе совет за благо убраться из Москвы, иначе… иначе… вместо армии ты попадешь в крепость, а может быть, и в Сибирь.
Проговорив эти слова, князь Полянский залпом осушил стакан холодной воды.
— Вы много говорили,
— Говори, только покороче.
— Ваше сиятельство!.. Я вас не узнаю… Вы ли родовитый князь Платон Алексеевич Полянский, добрый, снисходительный, гуманный… Вы ли угрожаете мне крепостью, Сибирью? За что?.. Что я сделал? Неужели за то, что я так крепко, так сердечно полюбил вашу дочь! Положим, я не пара княжне, род мой много ниже рода князей Полянских. Я беден, я не знатен… Да ведь разве любовь-то разбирает это, ваше сиятельство?!. Я терпеливо перенес, выслушал. Все это я могу забыть; но не забуду того вашего попрека, что вы изволили мне сказать, будто в вашей дочери я вижу для себя завидную партию! Князь, мне не нужны ни титул, ни богатство, а мне нужна чистая, святая любовь, которую мне ваша дочь, княжна Наталья Платоновна, и подарила…
— Как ты смеешь мне говорить про это? — побагровев от злости, крикнул князь.
— Да, князь! Ваша дочь меня любит, и я тем безмерно счастлив!..
— Негодяй!.. Я убью тебя!..
— Успокойтесь, ваше сиятельство, пожалейте себя! Вот вода, она вас успокоит! — хладнокровным голосом проговорил Серебряков и подал стакан взбешенному, разгневанному князю.
— Вон, вон! Говорю тебе!
— Не кричите, князь, я и так уйду. Прощайте!
Серебряков направился к двери.
— Стой!.. Слушай!.. Если ты кому скажешь или хвалиться станешь, что любит тебя моя дочь, то знай: я отыщу тебя на дне морском. Ты жизнью поплатишься мне за эту похвальбу! Помни: князь Платон Полянский слов на ветер не бросает, а как он скажет, так и быть тому.
— Напрасно вы пугаете меня, князь. Никаких ваших угроз я, право, не испугаюсь. Но хвалиться любовью ко мне княжны Натальи Платоновны я никому не буду и не потому, чтобы я испугался этих угроз, а потому, что я так люблю княжну, так благоговею перед нею, что делиться тем святым чувством, которое я имею к княжне, я ни с кем не буду, — с чувством ответил Серебряков.
— Ступай! — махнув рукой, с бессилием сказал князь Полянский.
— Прощайте, ваше сиятельство! На прощанье я вам скажу еще несколько слов. Не знал и не думал я, что ради предрассудка вы станете губить свою дочь. Неужели вы думаете, что вашей дочери нужны графство, богатство? Пожалейте ее, ваше сиятельство! Она молода и прекрасна, зачем же вы хотите губить ее жизнь, за что вы разбиваете ее счастие? Вы не любите своей дочери, ваше сиятельство.
— Вон, вон!.. Или я позову людей! — вне себя крикнул князь.
— Зачем кричать? Люди не нужны. Зачем срамить себя и меня? Я ухожу, и рассудит нас с вами Бог.
XIX
Как узнал князь Платон Алексеевич Полянский о любви своей дочери к Серебрякову.
Граф Аполлон Иванович Баратынский, старый холостяк, безвыездно проживавший в своей роскошной подмосковной усадьбе, страстно влюбился в красавицу княжну, увидя ее как-то на балу у московского генерал-губернатора.
Граф Баратынский давно был знаком с князем Платоном Алексеевичем и вскоре после бала приехал к нему с визитом.
Во время разговора старый граф с большим увлечением хвалил красоту княжны и говорил, что тот человек, который будет мужем Натальи Платоновны, — счастливейший человек в мире.
Князь Полянский, слушая похвалы, расточаемые графом его дочери, думал.
— Вот ты бы взял да посватался: я бы за тебя Наташу с радостью выдал. Лучшего жениха для дочери я и не желал.
Граф Баратынский, как бы угадывая мысли старого князя, проговорил:
— А что бы вы, ваше сиятельство, Платон Алексеевич, сказали, если бы я взял да посватался за княжну Наталью Платоновну?
Князь вспыхнул от удовольствия и, несколько подумав, проговорил:
— Я бы ответил, что с радостью с графом Аполлоном Ивановичем готов бы был породниться.
— И вы, князь, говорите это всерьез?
— Неужели шучу. Такими словами, граф, не шутят.
— Так вы, князь, согласны выдать за меня свою дочь?
— Я уже вам сказал про то.
— Знаете ли, князь Платон Алексеевич, а я ведь больше за тем к вам и приехал. Красота княжны Натальи Платоновны совсем меня очаровала. Положим, я не молод, но это нисколько не помешает мне любить с юношеским пылом красавицу княжну. Вам, князь, хорошо известно мое положение в свете, так же хорошо известно и мое богатство. Я постараюсь сделать вашу дочь по возможности счастливой. Я окружу ее большим вниманием, я буду предупреждать ее малейшее желание и надеюсь этим заслужить ее любовь.
Я буду рабом вашей дочери, князь, а она моей повелительницей, — с юношеским воодушевлением проговорил старый холостяк.
— Вы слишком многое хотите, граф, дать моей дочери взамен ее любви. Она воспитанная, благоразумная девушка, скоро привыкнет к вам, а от привычки один шаг и до любви.
— Только согласится ли княжна быть моей женою?
— Об этом не беспокойтесь. Повторяю, что моя дочь настолько благоразумна, что не выйдет из моего повиновения.
— Если бы это так было, князь!
— Так и будет, надейтесь. Я сегодня же переговорю с дочерью. Завтра вы приедете и получите ответ.
Граф Баратынский со счастливой надеждой оставил роскошный дом князя Полянского.
— Я должен с тобою говорить, Наташа.
— Я вас слушаю, папа.
— Ты знаешь, как я тебя люблю, как забочусь о твоем счастии, о твоем благополучии.
— О, да, папа, я это знаю и так вам благодарна.
Красавица княжна не могла не удивиться, для чего отец ей все это говорит.