Золотой выстрел
Шрифт:
– Крайние варианты, мы уже не раз говорили, только в исключительных случаях.
– Согласен. Но кто даст отмашку? Ты?
– У тебя, – криво усмехнулся Алексеев, – это получается куда лучше.
– Какие мы щепетильные! – рассмеялся Тютюнник. – Ну ладно, поеду. А ты на счетик-то загляни, загляни…
– Какая срочность-то?
– Да никакой. Просто проверь на всякий случай, не туфтил ли Монах, сказав, что на него можно рассчитывать. Ты ведь об этом все время думаешь, да? Вот и проверь. Для себя. Я-то не сомневаюсь.
– И что я там должен обнаружить? – казалось бы, без всякого интереса спросил Алексеев.
– Я полагаю, один неожиданный такой, приятный «зеленый» «лимончик».
– А ведь ты и себя не забыл, Юра? – усмехнулся Алексеев.
– Как можно! – в тон губернатору отозвался Тютюник и, шутливо разведя руками, пошел к автомобилю. Сделал пухлой ладошкой – привет!
Глава 10. ИЗДЕРЖКИ СЛАВЫ
Виктор Ильич Бессонов, он же попросту дядя Витя, действительно гордился своим умением. И слова Самохина насчет его славы хоть и сказаны были при малоприятных для старика обстоятельствах, однако сердце согрели. Знают. Помнят! У каждого, в конце концов, свое утешение.
Но вместе с тем дядя Витя прекрасно понимал, чего от него ждут эти работающие под шибко крутых молодые люди. А ждут они, чтобы он все доподлинно рассказал им про Серегу Светличного. Откуда он, где, чего, когда и все остальное. Но говорить с посторонними об этом – значило попросту подписать себе немедленный смертный приговор. На какой-то момент старик почувствовал даже сожаление, что не сдержался и сделал свой злосчастный звонок. Толком ведь и не узнал ничего для себя, а под удар поставил. Сергей велел немедленно исчезнуть, поставив о том в известность одну жену, и никого более. Что это все могло означать, объяснять не требовалось. Уехал – и пропал. Не первый ведь день знал Серегу дядя Витя, не один десяток «инструментов» изготовил ему. Но всякий раз, встречаясь с глазу на глаз, невольный холодок испытывал где-то в районе спины, ибо опытным своим взглядом много пожившего человека видел, что перед ним не живой человек, а бульдозер, принявший человеческие формы. Даже при малой опасности для себя Сергей не остановится ни перед чем, уберет препятствие либо сам источник, из которого может проистекать эта самая опасность. Ну что ж, понять-то, конечно, можно, – такая уж у него работа.
Старик мог бы кое-что порассказать о своем клиенте, но, если по большому счету, знал он о Светличном, кроме, естественно, собственных впечатлений, совсем немного. Даже что фамилия у Сереги была Светличный, выяснил нечаянно, когда во время одной из очередных работ старик отослал заказчика погулять по дачным перелескам, а тот, переодевшись, забыл вынуть из куртки документ. А в нем указаны были и фамилия с именем-отчеством, и адрес прописки, и год рождения. Впрочем, при Серегиной работе все это могло быть абсолютной туфтой, маскировкой, и никакой он не Светличный, и не Сергей даже, а хрен его знает кто. Но фотография в том паспорте была Серегина, это уж точно, все же у дяди Вити глаз действительно ватерпас.
Вот и размышлял он мучительно: говорить, что ему известно, или, может, вообще ничего не говорить? Ну записал этот парень его телефонный разговор, а ведь там, старательно вспоминал старик, ничего особого и не было сказано. Ну Серега назван. Про крутых было. Костыли – это само собой, тут никуда уже не денешься. Опять же и «винторез» поминался. Ну и номер телефона, это плохо. Хотя теперь, говорил Серега, ежели грамотно зарегистрировать, никто тебя ни за что не вычислит. Дай-то бог…
В общем, решился дядя Витя сделать признание, но такое, чтоб самому максимально в стороне остаться. Если, конечно, получится.
Вячеслав Иванович Грязнов прибыл в Ильинскую уже в полной темноте. С приездом начальника Московского уголовного розыска дом Бессоновых вмиг заполнился народом. Вспыхнули лампы-переноски, загорелись голубыми огнями окна в мастерской – это приступил к работе эксперт-криминалист. Слесарный инструмент, детали, образцы металла, стружка и металлические опилки – все стало предметом особого и внимательного сбора и изучения.
Самохин, не спускавший глаз с дяди Вити, видел тщательно скрываемое им беспокойство и решил добавить со своей стороны. Словно забыв, с кем разговаривает, наклонился к Бессонову и заговорщицки зашептал на ухо:
– Этот Разумовский – во специалист! – Он сунул дяде Вите под нос большой палец. – Ничего не упустит! И если тут, к примеру, те же костыли или «винторез» доводили до ума, детальку найдет либо стружку какую – и вопрос закрыт, ага. Ас, одно слово!
– Это что ж получается? – так же доверительно зашептал в ответ дядя Витя. – Значит, если я автомобиль кому починил, а тот человека задавил, я, выходит, виноватый?
Самохин в упор посмотрел на старика и с улыбкой покачал головой.
– Гляди-ка, а ты, дед, оказывается, философ?… Ну пойдем, вон начальник зовет. А если желаешь мой совет, – снова добавил шепотом, – колись, пока не поздно. Тут тебе столько пришить можно, что ты так на зоне и помрешь, век свободы не увидишь. Да и бабку свою пожалел бы…
– Иди… советчик, – пробурчал дядя Витя. Но, как показалось Самохину, без злобы.
Когда эксперт-криминалист Разумовский сказал Грязнову, что наличие точнейших инструментов и приспособлений в данной мастерской свидетельствует об очень высокой степени квалификации ее хозяина и рассуждать о пайке кастрюль и чайников можно лишь с изрядной долей юмора, Вячеслав Иванович убедился, что попали, как говорится, в десятку. Ну, во-первых, само по себе мнение Иосифа Ильича было для большинства знавших его непререкаемым. А во-вторых, тут не могло быть совпадений, слишком многое сходилось в одной точке. Которую и поставил оперативник из бригады Грязнова, принесший со двора, из кучи хлама, предназначенного к сожжению, приклад, снятый с «винтореза». Ну что он именно с этой винтовки, требовалось еще доказать, однако по одному взгляду хозяина мастерской было красноречиво ясно, что никаких сомнений тут быть не может.
И откладывавший допрос Бессонова до этой минуты Вячеслав Иванович понял, что можно начинать. Находка полностью изобличала мастера. Да и сам он не был таким уж дураком, чтобы не соображать, что теперь уже влип окончательно. Если всякого рода записи телефонного разговора еще как-то можно было трактовать и так, и этак, то последняя найденная улика исключала любую двусмысленность.
– Итак, Виктор Ильич Бессонов… – Грязнов пожевал губами, будто распробовал сказанное на вкус. – Допрашивать вас будут завтра утром. По ночам мы предпочитаем допросов не вести, да и не положено по закону. Но просто побеседовать с вами, раз уж такая встреча неожиданно состоялась, я бы хотел. Надеюсь, и вы не против?
– Ну когда к хозяину дома приходят такие люди да переворачивают все с ног на голову, а потом интересуются: не прочь ли он побеседовать, что ж ему остается?
– Вроде бы логично, – хмыкнул Грязнов. – Одна только деталь. Хозяин не возмущается вторжением в его дом чужих людей. Из этого следует вывод, что хозяин внутренне уже готов к появлению представителей закона. Верно?
– А кто из нас всех, проживающих в России, не готов?
– Не стоит вот так сразу – за всех. Да перед большинством из здесь присутствующих, включая и вон тех ваших перепуганных соседей – понятых, этот вопрос даже не встает. Почему? А у них нет причины бояться. Они ведь оружия для киллеров не производят и не совершенствуют.