Золотые дни
Шрифт:
Один из матросов присоединился к ним. Они в бешеном ритме кружились по палубе. Ангус соскучился по физической нагрузке. Он высоко подбросил в воздух партнершу, и она радостно завизжала. Когда пришел черед танцевать с другой, постарше, она сказала ему, стараясь перекричать музыку:
— Вы не сможете меня поднять.
Ангус схватил ее за талию и поднял, словно она была легкой, как пушинка.
— Женись на мне, женись на мне! — закричала партнерша, вызвав у зрителей взрыв хохота.
Рубашка расстегнулась до пояса, и пот тек ручьями, но Ангус продолжал танцевать так быстро и яростно, что
Но Табита заметила ее и подошла.
Эдилин посмотрела на арестантку и с трудом подавила желание отойти подальше, чтобы даже краем юбки не соприкоснуться с ней. Ей хватило одного взгляда на заключенную, чтобы понять, что это за женщина: она принадлежала к тому разряду представительниц слабого пола, которые нравятся мужчинам и отчаянно не нравятся женщинам.
— Если бы у меня в постели был такой мужчина, я бы никогда из нее не вылезала, — с вызовом сказала Табита.
— Возможно, именно поэтому у тебя такого мужчины нет: из постели иногда надо вылезать, — бросила через плечо Эдилин.
Табита засмеялась так громко, что Ангус обернулся, но когда он увидел Эдилин, улыбка сползла с его лица.
Табита засмеялась еще громче. Потом она направилась к группе товарок, взмахнула длинной юбкой и, обернувшись к Эдилин, крикнула:
— Будь осторожнее, а то его у тебя уведут! Кстати, меня зовут Табита.
Когда Ангус подхватил Табиту за талию и приподнял, она смотрела на Эдилин.
Эдилин отвернулась и пошла назад, в каюту.
Ангус вернулся в каюту лишь через пару часов. Эдилин держала на коленях платье и шила.
— Тебе лучше? — спросила она.
— Намного! — улыбаясь, ответил он.
Он вспотел, и рубашка его была распахнута, открывая взгляду мускулистую грудь. Лицо обрамляли влажные черные кудри.
Эдилин пришлось отвернуться, чтобы его красота не ослабила ее решимость.
— Хорошо, — сказала она и опустила иглу. — Я должна кое-что попросить у тебя. Знаю, ты мне ничего не должен, тогда как я обязана тебе всем, но я прошу тебя, чтобы во время этого плавания ты не унижал меня.
— Я не хотел…
— Я знаю, — кивнула она. — Та арестантка действительно хорошенькая, и ты ей нравишься. У тебя есть полное право добиваться ее благосклонности.
— Я ничего от нее не добивался, — пробормотал он. — Я танцевал со всеми женщинами.
— Да, конечно, ты танцевал. И вновь я прошу прощения за то, что сломала тебе жизнь. Ты прав: если бы ты не встретился со мной, то жил бы дома и был бы безмятежно счастлив.
Он подошел к умывальнику, стоявшему в дальнем конце каюты, и вытер потное лицо полотенцем.
— Детка, — сказал он, — когда мужчина злится, он говорит то, что на самом деле не думает. День за днем сидя в этой каюте и сражаясь со словами из той книги, я чуть с ума не сошел.
— Да, ты ясно дал мне это понять. — Она снова взяла в руки платье. — Повторяю, я прошу прощения за то, что сделала с твоей жизнью. Я знаю, что навсегда разрушила твои надежды на счастье.
— Нет, детка, это не так.
Эдилин швырнула платье на стол.
— Прекрати говорить со мной так, словно я несмышленый ребенок! Возможно, ты видишь во мне лишь ребенка, но я могу тебя заверить, что другие мужчины смотрят на меня по-другому. Я пытаюсь извиниться перед тобой. Я от всего сердца жалею, что не додумалась сказать капитану, что мы брат и сестра. А теперь, как бы тебе ни было от этого муторно, нам предстоит быть вместе до конца этого долгого и противного плавания. Я допустила ошибку, когда подумала, что, научив тебя читать, могу отблагодарить тебя, хотя бы отчасти, за всё, что ты для меня сделал. Глупая, я думала, что ты хочешь стать другим. Я ошибалась. Ты считаешь себя самим совершенством, и не хочешь меняться.
— Не думаю, что это верно, — сказал Ангус. — Возможно, мне бы и в самом деле не мешало научиться читать.
Он подошел к столу и взял книгу, которую она использовала в качестве учебника. Она нашла бумагу, перья и чернила и еще несколько романов на дне того сундука, что поменьше, и показывала ему, как писать буквы. Он знал цифры и умел складывать и вычитать, но писать не привык.
— Я думаю, что готов к очередному уроку, — сказал Ангус. — Танцы здорово подняли мне настроение.
Эдилин скупо улыбнулась:
— Я очень за тебя рада.
Он сел напротив нее, взял в руки перо, обмакнул его в чернила и написал свое имя.
— Вот. Что скажешь?
Эдилин не отрывала глаз от шитья.
— Мистер Мактерн, я больше не собираюсь быть ни вашим учителем, ни вашей горничной. Вы можете делать что пожелаете, и я не буду вмешиваться.
— Понятно, — сказал Ангус и опустил листок на стол. — Это из-за той женщины, из-за Табиты, да? Но тебе не стоит так злиться на нее. У нее неудачно сложилась жизнь. Она рассказала мне свою историю. К ней несправедливо отнеслись и люди, и закон.
— Бедняжка, — холодно заметила Эдилин.
— Я думаю, ты могла бы проявить к ней немного христианского милосердия. У нее была не такая беззаботная жизнь, как у тебя.
— Это у меня беззаботная жизнь? Да, мистер Мактерн, вы правы. Моя жизнь — сплошной мед и сахар! Моя мать умерла в родах, и растил меня отец. Но он был армейским офицером, и я так редко его видела, что почти всю жизнь провела в пансионах. Однажды мой отец приехал меня навестить и не мог понять, какая из девочек — его дочь. Он умер, когда мне было двенадцать, и внезапно у меня не оказалось ни дома, ни семьи. В школе мне приходилось притворяться, что мне нравятся девочки, которых я презирала, и все это только для того, чтобы мне было где провести Рождество. В возрасте семнадцати лет меня забрал из школы дядя, которому нужно было от меня лишь золото, что оставил отец. И с тех пор я делаю все, чтобы спасти себя от будущего, которое ничуть не лучше прошлого.
— Я не это имел в виду.
Ангус хотел ей объяснить, но она подняла руку, останавливая его.
— К несчастью, с недавнего времени ты стал частью моей жизни, но, поверь, я этого не хотела. В первый раз, когда я попросила тебя о помощи, ты не только отказал мне, но и посмеялся, и я поняла, что лучше тебя больше ни о чем не просить.
— Я прошу прощения за это. Я не хотел…
— Не хотел? — спросила она, повышая голос. — Не желая того, ты принес мне немало несчастий, верно, мистер Мактерн?