Золотые крылья и красивые вещи
Шрифт:
С новой миссией она проносится мимо меня и направляется к той самой столешнице, на которой стояла, когда я пришел домой. Она уже почти поднялась наверх, когда моя рука обхватывает ее тонкую талию и убирает ее прочь.
— Что? Нет! Опусти меня, чтобы я могла убрать все это дерьмо.
Когда я игнорирую ее просьбу, она начинает сопротивляться моей хватке.
Не говоря ни слова, я поворачиваю ее на руки и ставлю обратно на столешницу в сидячее положение. Конечно, она не может не попытаться уйти в последний раз, но мои руки сжимают ее голые ноги, удерживая ее на месте.
—
— Мне так неловко. Просто отпусти меня, Астор, — она вздыхает, закрывая лицо руками.
Мой палец поднимает ее подбородок, заставляя посмотреть на меня.
— Почему ты смущаешься?
Ее брови сдвинуты вместе.
— Ты серьезно спрашиваешь меня об этом прямо сейчас?
Ее руки дико жестикулируют по украшенному пространству.
— Оглянись! Я сделала все это для тебя и ни разу не подумала, что тебе это может не понравиться.
Словно по команде, один из длинных кусков ленты развязывается, и конец его падает на землю. При этом виде Инди все тело падает, и из ее нахмуренных губ срывается всхлип.
— Кто сказал, что мне это не нравится?
— Эмм… твое лицо такое? Возможно, я не знаю, какой торт ты предпочитаешь или какой твой любимый цвет (отсюда и черно-белые украшения), но думаю, что уже научилась читать выражение твоего лица.
Она снова пытается отстраниться от меня, и на этот раз я обхватываю ее лицо сбоку, запуская пальцы в ее влажные волосы.
— Ну, красотка, мне неприятно быть тем, кто говорит тебе это, но, похоже, тебе нужно больше практики, потому что ты ошибаешься. Я не ненавижу это, — я пока не уверен, что к этому относется, но знаю, что это полная противоположность ненависти. — Ты просто… застала меня врасплох. До того самого момента, как ты сказала, что это все для меня — на мой день рождения — я не осознавал, что это было сегодня.
— Что? Как это возможно? Ты не можешь просто забыть свой день рождения.
— Последний раз я по-настоящему отмечал свой день рождения, когда мне было семнадцать лет. Когда в следующем году умерла моя мать, отец заявил, что нам больше не нужно участвовать в таких тривиальных вещах, как дни рождения или праздники. После этого эти особые дни стали обычными вторниками и четвергами. Я старался изо всех сил стараться сделать противоположное для Каллана, когда он был ребенком, но, признаю, это далось нелегко. Я уверен, что во многих отношениях я подвел своего сына, и это, вероятно, был еще один пример моих отцовских недостатков.
Большие янтарные глаза, полные печали, смотрят на меня.
— Мне очень жаль, Астор.
— Все нормально. Я никогда не чувствовал, что упускаю что-то особенное, — я оглядываю комнату, оценивая все усилия, которые она приложила для этого ради меня. — До настоящего времени.
Свет возвращается к ее лицу, и черты ее лица становятся рельефнее.
— Может быть, тебе просто не хватало кого-то, с кем можно отпраздновать.
— Возможно.
Никакая часть нашей договоренности не требовала, чтобы она сделала что-то подобное, и тем не менее, она приложила все усилия, чтобы сделать сегодняшний день особенным для меня. Я не могу припомнить случая, чтобы кто-то приложил для меня столько
Я ловлю себя на том, что смотрю на нее так, словно внезапно вижу ее в совершенно новом свете. Как будто облако похоти и неконтролируемого голода, которое я испытывал к ней, на мгновение рассеялось, и я остался видеть добросердечную и теплую женщину, которой она является. Под ее глазами появились черные пятна от дождя, а щеки покраснели от затянувшегося смущения. Ее волосы спутаны и спутаны из-за ветра и из-за того, что мои пальцы вплетены в пряди, но, тем не менее, она выглядит прекрасно, глядя на меня снизу вверх.
В результате моего длительного осмотра Инди покусывает зубами ее розовую нижнюю губу. Это действие только усиливает мое внезапное желание поцеловать ее. Когда она мягко улыбается мне и шепчет:
— С днем рождения, Астор, — я поддаюсь тоске.
При первом же прикосновении моего рта к ее губам ее тело сжимается в шоке, а мое дыхание болезненно сбивается у меня в груди. Я не могу вспомнить, когда в последний раз мне по-настоящему хотелось поцеловать женщину, но с Инди мне кажется, что если я не поцелую ее сейчас, то буду жалеть, что не сделал этого, всю оставшуюся жизнь.
У меня уже есть длинный список сожалений, и я не хочу добавлять к нему это.
Как будто мы оба поддаемся этому моменту — друг другу — воздух в моих легких наконец высвобождается, и Инди тает от моих прикосновений. Победа, которую я ощущаю, когда она отвечает на поцелуй, неожиданна, но почему-то приветствуется.
Ее руки тянутся ко мне, но при первом же прикосновении пальцев к моим застегнутым на пуговицы плечам она убирает их, как будто ее поймали на чем-то запрещенном. До меня доходит, что до этого момента она никогда не была инициатором прикосновений. Я всегда был первым, кто тянулся к ней, поэтому она просто не знает, что ей разрешено ответить тем же.
Это моя вина. Я никогда не давал ей повода думать иначе.
— Прикоснись ко мне, — рычу я в ее мягкие губы.
Когда негласное ограничение было снято, я узнал, что Инди все это время сдерживалась. Ее руки повсюду и везде одновременно, они скользят по каждой линии моей груди и спины, пока я пожираю ее рот. Я облизываю ее губы, и она нетерпеливо придвигается ко мне, скользя языком по моему. Восхитительный стон вырывается из ее горла, когда ее пальцы касаются коротких прядей моих волос. Она тянет их, притягивая меня ближе к себе.
Мой член, напрягаясь в брюках, с нетерпением ждет возможности снова погрузиться в нее, но сейчас я наслаждаюсь этим. Это что-то новое и по-своему захватывающее. Раньше, когда я так целовал женщину, я делал это с обещанием, что это приведет в спальню, но сейчас я просто хочу испытать это. Я хочу еще немного изучить ее и ее сладкие поцелуи.
При этом я начинаю задаваться вопросом, выходит ли эта договоренность каким-то образом за пределы просто секса? Моя игрушка становится игрушкой, которую я хочу оставить себе? Когда она прижимается к моему телу и стонет, я начинаю задаваться вопросом, действительно ли это плохо.