Золотые мили
Шрифт:
— Вот именно, — продолжал Том, развивая свою мысль так же последовательно и упорно, как изучал он законы экономики и принципы организации пролетариата. — Но нужно исходить из того, что есть. Пока золото все еще остается мерилом меновой стоимости.
— Англия отходит от золотого стандарта, — перебил его Фриско. — Бьюсь об заклад, что за ней последуют и многие другие страны.
— Австралия только что отправила в Соединенные Штаты золота в слитках и монетах на миллион фунтов стерлингов, — сказал Том. — Золото — все еще товар, а Австралия — страна, где его добывают. Мы будем продавать золото, пока Америка будет его покупать.
— А теперь
— И требуют себе премий за разработку низкосортных руд, — ввернул Тэсси. — И почему только правительство не возьмет рудники в свои руки?
— Я бы тоже хотел это знать, Тэсси, — сказал Том.
— Да, если бы они получили премии, дела бы оживились на Золотой Миле, — весело заявил Фриско.
— Для жуликов, которые давно уже заправляют нашим городом, — огрызнулся Динни.
Тут у калитки появилась Эйли с детьми, а следом за ними в сад вошли Мари и Билли. Дети взбежали на веранду радостно, звонко крича:
— С Новым годом, бабушка!
— С Новым годом, Динни!
— С Новым годом, Фриско!
Голоса Эйли и Мари присоединились к шумному хору поздравлений. Билли подошел к Салли и присел подле нее на корточки; она улыбнулась ему. Билли знал, что бабушке захочется, чтобы он побыл с ней в этот первый день нового года. Скоро пришли с новогодним визитом соседи и старинные приятели Динни: Сэм Маллет и миссис Маллет, Эли Нанкэрроу с женой и детьми, Джонс Крупинка и Тэсси Риган. А за ними появились Даница и Тони с двумя детьми и Перти Моллой с женой и сыновьями. Вскоре весь дом наполнился ребячьим криком, взрывами смеха, веселой Дружеской болтовней. Это была встреча жителей приисков, добрых друзей. Их объединяли общие надежды и общие опасения, и они чувствовали себя здесь, как дома, приятно и просто.
Глава LXII
Когда все разошлись, Салли пошла проводить Мари до калитки и потом еще долго стояла и думала о чудесной дружбе, которая помогла им обеим переносить многие тяжкие испытания в жизни.
Закат догорал, небо бледнело, но горизонт еще алел. Золотистые блики играли на красной земле и грудах булыжника, насыпанных возле выбоин вдоль шоссе. Сумерки сгущались между домами и, поднимаясь все выше, окутывали тесно сбившиеся в кучу высокие здания Калгурли.
И Салли подумала, что широкая пыльная дорога, протянувшаяся отсюда к Боулдеру, похожа на пройденный ею долгий жизненный путь.
Ей вспомнились Лал, Дик и Моррис, и сердце ее сжалось. Если бы Лал мог встретиться сегодня со старыми друзьями и соседями! Если бы Дик мог увидеть, каким растет Билли! Как бы он гордился своим мальчиком! Как был бы благодарен Эйли и Тому за все, что они сделали для Билли! А Моррис… Бедный Моррис! Он многого ждал от жизни и так мало получил. Его всегда преследовали неудачи. Как было бы чудесно, если бы сбылась его мечта вернуться на родину и примириться с семьей. Моррис был бы так доволен, он бы снова поверил в себя.
Как странно, что его всегда так терзала мысль о потерянных акциях Большого Боулдера! Салли вспомнила, как за день или два до смерти он опять заговорил о них. Казалось, он был убежден, что, не потеряй он этих акций, вся судьба его сложилась бы иначе: он был бы так же богат, как большинство первых акционеров, хотя, возможно, и продал бы эти акции, когда курс стал падать и все думали,
Конечно, она была неосторожна, но все же не могла чувствовать себя виновной в том, что Моррис потерял бумажник и акции в тот вечер, когда она приехала к нему в Хэннан. Порой Салли приходило на ум, что их мог украсть Пэдди Кеван. Он был тогда мальчишкой и любил прихватить, что плохо лежит. Но в то время у них не было оснований подозревать его. А теперь — не все ли равно? В конце концов Моррис кое-что извлек из своей неудачи. Все, что было в нем хорошего, проявилось в полной мере лишь тогда, когда он решил взяться за дело и перекупить похоронное бюро. И, конечно, она никогда не уважала его больше и не любила нежнее, чем в те дни.
Нет, Салли не жалела о годах, которые провела на приисках. Здесь родились ее сыновья. И какая мать могла бы больше гордиться своими сыновьями?
Ее тревожило здоровье Тома. Но скоро лето, и все они поедут отдыхать на побережье — и Том, и Эйли с детьми, и она с Билли. Это придумал Дэн, и Салли так хотелось повидать его. Они поедут на южное побережье, раскинут лагерь на берегу того залива, где когда-то Салли с сестрами училась плавать и помогала отцу вытягивать к ужину сеть, полную рыбы. Салли казалось, что она уже видит шелковистую голубовато-зеленую гладь залива, вдыхает терпкий запах горящего хвороста, которым потянет от лагерного костра. Ребята смогут всласть поплескаться там, где помельче, а Том с Дэном будут ездить к Мысу Натуралиста, когда им захочется поплавать в прибой или провести денек на рыбной ловле вместе с местными жителями. Там у скал водится такая крупная рыба.
Уже сколько лет Том обещал Дэну устроить всем такой праздник, но на этот раз Дэн пригрозил, что если они не явятся в Ворринап до конца месяца, то он приедет на своем грузовике и увезет всю семью силой.
Салли жалела, что не сможет захватить с собой своих стариков. Динни будет очень огорчен, что ему придется остаться. Но она опасалась, что Тому не понравится, если она пригласит Фриско поехать с ними. Значит, она сможет уехать лишь при условии, что Динни останется дома и позаботится о Фриско. И Динни понимал это.
Конечно, Фриско чужой им, и Салли чувствовала, что Том и Динни в какой-то мере разочаровались в ней, когда она отвела Фриско уголок в своем доме и в своем сердце. Они ничего не забыли и ничего не простили ему. Салли и сама не одобряла своей страсти к Фриско — и все же эта страсть жила в ее сердце, властная и безрассудная, озаряющая все вокруг своим сияньем, словно вот этот закат… И Салли ничуть не раскаивалась; ее радовало, что они с Фриско проведут вместе остаток своих дней.
Ради нее Динни и Фриско соблюдали перемирие. Им, пионерам приисков, не так уж трудно было бы поддерживать добрые отношения, но Динни никогда не относился к Фриско как к товарищу, такому же старателю, как он, Салли слышала, как он говорил Тому:
— Ненавижу этого Фриско за его бахвальство. Но, конечно, одного у него нельзя отнять — хоть и ослеп, а не унывает, хорошо держится.
Весь день шахты не работали, но теперь в окнах белых заводских и конторских зданий замигали огни. Вышки копров и высокие прокопченные трубы резкими черными силуэтами торчали в зеленоватом вечернем небе. Из самой высокой трубы извергался ядовитый дым, отравляя воздух привычной едкой вонью. Вдруг тишину нарушил грохот заработавшей толчеи. Жадный торопливый стук ее гигантских пестов, как всегда, вызвал в Салли страх и раздражение.