Золотые мили
Шрифт:
«Национализация! Социализм! — вот что лежит в основе требований клайдских механиков!» — кричали австралийские газеты. Горнорудные магнаты, политические заправилы и военные лидеры метали громы и молнии, обвиняя шотландских рабочих в предательстве.
Мистер Патрик Кеван в интервью о своих впечатлениях от заграничной поездки сообщил корреспонденту какой-то газеты, выходившей в Восточных штатах, что, по его мнению, зачинщиками клайдских беспорядков являются немецкие шпионы и их агенты. Они же ведут и агитацию против всеобщей воинской повинности. Правительство, по мнению мистера Кевана, должно принять решительные меры против иностранных смутьянов, нарушителей общественного порядка и забастовщиков, единственная цель которых — саботаж военных усилий страны.
— Видали? — фыркнул Динни. — Послушать Пэдди Кевана, так это не он и не ему подобные саботируют больше всех военные усилия страны, набивая себе карманы на военных поставках и предавая национальные интересы.
— Они начинают и прекращают войны по собственному усмотрению, — с горечью заметил Том.
В последнее время имя Патрика Кевана то и дело упоминалось в газетах. Его женитьба на вдове мельбурнского пивовара возбудила огромное любопытство — и в Калгурли и в Боулдере немало было толков на этот счет. Сплетники вскоре пронюхали все подробности: Пэдди женился на деньгах. Миссис Мэри-Энн Гэджин была вдова с двумя дочками. Первый муж оставил ей целое состояние. Она далеко не писаная красавица, но, по слухам, существо безобидное, домовитое, терпеть не может быть центром внимания и вращаться в великосветском обществе. Когда летом Пэдди прибыл по делам на Запад, миссис Кеван не сопровождала его.
Динни с Томом всячески высмеивали попытки приписать влиянию иностранных агитаторов недовольство рабочих военными прибылями и рост движения против воинской повинности. По словам Тома, всякий раз, как вставал вопрос о применении на рудниках труда иностранных рабочих с целью снизить заработную плату и ослабить профсоюзы, мистер Кеван был всецело за использование иностранцев, дабы не снижать прибылей. Положение на рудниках усложнялось, и это беспокоило Тома.
На место рудокопов, ушедших в армию, брали иностранных рабочих. Желая получить работу, они часто давали взятки. Австралийские же рабочие всегда были против подкупа начальства ради получения более выгодной работы. Но иностранные рабочие привыкли к таким порядкам у себя на родине и считали, что без взятки работы не получишь.
В результате некоторые начальники смен стали прибавлять к своему еженедельному заработку кругленькие суммы из «доброхотных даяний» иностранцев. Поэтому-то они и поощряли наем иностранных рабочих на рудники, хотя объясняли это тем, что, мол, иммигранты лучше работают и более покладисты. Поскольку иностранцы не знали языка, то, как говорил Том, они подчас и не понимали, что их заставляют работать в отвратительных условиях, не отвечающих установленным правилам безопасности.
Рабочие сотнями стекались в Калгурли и Боулдер из других штатов, где закрылось много предприятий, и это создавало серьезную угрозу безработицы. Безработица росла и на Западе. Ловля жемчуга пришла в упадок. В Бруме люгеры [11] без дела лежали на берегу, и рабочий люд со всех концов страны устремился на прииски в надежде найти работу на рудниках или на трансконтинентальной железной дороге.
11
Небольшие парусники. — Прим. ред.
Предполагалось довести до Калгурли новую железную дорогу длиною в три тысячи пятьсот миль, которую прокладывали от границы с Южной Австралией через выжженную солнцем пустыню. Правда, к строительству дороги приступили по стратегическим соображениям, но это дало работу сотням людей, расселившихся в палатках на всем протяжении серых Нулларборских степей. Они укладывали блестящие рельсы, которые, как кричали рекламы, «образуют самую длинную в мире прямую железную дорогу».
Мысль об этой дороге воспламенила воображение обитателей приисков. Она свяжет их с большими австралийскими городами и обеспечит будущность Калгурли. Город избежит разрушения, не превратится в груды праха, в кучу развалившихся, покинутых лачуг, сгрудившихся вокруг одинокого трактира, — словом, избежит участи многих приисковых городов.
В годы войны строительство железной дороги привлекло в Калгурли толпы безработных. Надеясь получить заработок на железной дороге, многие уходили миль за сто в пустыню. И многим пришлось пройти весь этот путь обратно, и теперь, бездомные, нищие, они слонялись по городу. Их возмущало, что на рудниках работают иностранцы, в то время как они сидят без работы и голодают.
Почему они не шли в армию? Почему не записывались добровольцами? Большинство из тех, кто был здоров и крепок, так и поступали, но среди безработных было немало людей физически непригодных для военной службы — хилых, искалеченных нуждой обитателей городских трущоб, больных, пожилых, с плохим зрением, сломленных непосильным трудом рабочих; были и люди в общем здоровые, но убежденные противники войны, а также ребята из ИРМ, твердо решившие не участвовать в этой бойне.
Чарли О'Рейли и Клод Оуэн попытались было организовать безработных, но сами безработные считали, что «нельзя организовать собак, если они дерутся за кость». Чарли с Клодом и не собирались выступать против найма иностранных рабочих. Они говорили, что каждый имеет право на труд, но никто не должен давать взятки начальству, чтобы получить работу, и никто не должен позволять, чтобы его использовали в ущерб интересам его же товарищей-рабочих для подрыва профсоюзного движения и ликвидации тех улучшений в условиях труда на рудниках, которые завоевал профсоюз. Представители профсоюза разъясняли это иностранным рабочим, после чего многие из них вступали в союз. Но эти доводы слабо действовали на безработных, бродивших по городу; не популярны были и Чарли с Клодом. На них жалко было смотреть: размахивая руками, крича до хрипоты, они пытались втолковать работавшим и безработным, каковы истинные причины войны и как необходима солидарность рабочих всего мира, чтобы покончить с войной. Но это именовалось «предательской антипатриотической пропагандой».
На Чарли с Клодом не раз нападали пьяные хулиганы и избивали их. А однажды после «патриотического митинга» разъяренная толпа выгнала Чарли из города, Клода же Оуэна арестовали и посадили в тюрьму за выступления против войны.
— Просто нельзя не восхищаться их стремлением хоть что-то сделать, — неуверенно заметила Салли.
— На карту поставлены человеческие жизни, — резко сказал Моррис. — Нельзя спускать дуракам, когда идет война.
— Кто же эти дураки? — поинтересовался Том.
— Нет, ты послушай, Моррис, — перебил Тома Динни, — что сказал один английский генерал. Профсоюзное движение — это, мол, «нарыв на теле нации, и излечить его можно одним-единственным способом — объявив в стране военное положение». С введением воинской повинности рабочие окажутся на военном положении. Так было во Франции. Война приносит огромные прибыли, а рабочие расплачиваются за них своей шкурой. Если нужно ввести всеобщую воинскую повинность, чтобы выиграть войну, так пускай богачи отдадут для победы то, что они награбили. Нельзя же отнимать у бедняка последнее и позволять богачам наживаться за его счет. Ведь по словам Билли Юза, они уже во время войны продавали врагу через нейтральные страны цинк и другие военные материалы!
— Это не имеет никакого отношения к делу, — возразил Моррис. — Сейчас не до тех, кто получает прибыли, и я вовсе не собираюсь защищать наш социальный строй. Но когда наши солдаты дерутся на полях сражений, я говорю: они должны получать подкрепления. Мне наплевать, как они их получат, лишь бы получили.
— Воинская повинность не для Австралии, — возразил Том. — Ввести ее — значит отнять у наших солдат то, за что они воюют. В Австралии нет такой газеты, которая напечатала бы хоть строчку об истинных причинах движения против воинской повинности. У нас пытаются изобразить дело так, будто только различные жулики, пустозвоны-пацифисты, социалисты да члены ИРМ выступают против воинской повинности для пополнения наших экспедиционных сил, а на самом деле очень многие, рассудив здраво, говорят: «Мы не видим необходимости в этом!» Введение воинской повинности даст слишком большую власть в руки реакционному правительству; это значит — распродать с молотка все демократические права, которые завоевал австралийский народ за долгие годы борьбы. К тому же надо подумать и о самой Австралии. Разве ее не нужно защищать? Разве у нее не должно быть средств для самообороны? Ведь когда утверждался закон об обороне, который предусматривал создание австралийской регулярной армии, нам говорили, будто японцы только и ждут случая, чтобы наброситься на Австралию. Япония — вот противник, которого нам следует опасаться, и мы должны быть готовы отразить его.
Говорили, что в случае войны британский флот сумеет обеспечить оборону наших берегов. Учитывая это, австралийские налогоплательщики жертвовали свои сбережения на флот, а потом мы стали строить австралийскую эскадру, чтобы располагать хоть несколькими линкорами на Тихом океане в случае, если у Англии будет много хлопот в Северном море. А что получилось? Оказывается, английские финансисты предоставили Японии заем, помогли ей создать и армию и флот и стать силой на Тихом океане.
А что произошло, когда первые австралийские части отбыли за океан? Теперь это нам известно. Среди судов, сопровождавших наши транспорты с войсками, были и японские военные корабли. На днях один демобилизованный рассказал мне, что эти суда скрылись однажды ночью, бросив австралийские войска на произвол судьбы и как бы показав тем самым, что участь наших войск всецело в их руках. Каково было ребятам проглотить такую пилюлю! Подумать только: охрану наших войск поручили японцам — и это после всех разглагольствований о том, что Япония грозится напасть на нас, что необходимо ввести обязательное военное обучение, создать австралийскую регулярную армию и флот для защиты страны от япошек!