Золушки из трактира на площади

Каури Лесса

– Бруни! Радость моя! – пробасила та. – Что ты здесь делаешь?

– Не ожидала тебя увидеть, Клози, – удивилась Бруни. – Я хотела поговорить с мастером Висту о покупке нескольких картин для украшения нового трактира.

– Насдышады, насдышады пдо ваш пдоэкт! – послышался из глубины дома голос гончара, судя по всему измученного жестоким насморком. – Кдози, пригдашай Мадушку войди, чдо же ды?

Клозильда сдвинула телеса с дверного проема, освобождая проход.

– Морсу выпьешь с нами? – спросила она у Бруни. – Свеженький, горяченький,

на меду! С чуточкой маменькиной крыжовниковой настоечки!

– Знаю я твою чуточку! – хихикнула Матушка, вспомнив не столько посиделки с подругами, сколько головную боль на следующее утро.

Висту, закутанный в толстый халат, кажется принадлежащий его пассии, сидел в кресле у зажженного камина и макал красный нос в кружку с морсом.

– Простыл мой Вистунчик, – пояснила Клози, погладив его по голове, как маленького. – Давай еще морсику, солнце, а? – обратилась она к нему.

Гончар с готовностью допил морс и протянул ей пустую кружку.

– Садидесь, Мадушка Бдуни, – пригласил он, указывая на кресло напротив, – я и саб ходел давеча зайди, поговодить, да вод, пдиболел.

– Клози очень заботливая, – заметила Бруни, посмотрев ей вслед. – Думаю, она быстро поднимет вас на ноги, мастер!

– Ода – золодо, – очень серьезно сказал Висту и переменил тему: – За посдедний бесяц в лавках Гильдии вы закупили босуды на довольно пдидичдую сумму, Бдунгильда, что де может де радовать! Кроме того, бде стадо известно о тдактиде, одкдыдие коего вы пладируете. И это дадует беня вдвойне! Как вы посмодриде на скидку в пядь пдоцендов на пдодукцию нашей гильдии, пди условии, что вся босуда для нового заведедия будет приобдетена у нас?

– Я зашла поговорить о ваших картинах для нового заведения, – улыбнулась Бруни, – а наткнулась на скидку в пятнадцать процентов на все товары мастерских Гильдии, включая лепные работы, вазоны для цветов и прочие приятные мелочи!

– Вы сказади: семь? Семь пдоцентов? – прищурился Висту. – И какие же из боих кадтин вас интедесуют?

– Я сказала: пятнадцать! И хотела бы взглянуть на те картины, которые вы можете продать для оформления трактира, – Матушка смотрела на него так, будто они и не играли в древнюю игру под названием «Сторгуемся?»

Висту поднялся, кутаясь в халат.

– Пойдебте на вдодой этаж – в официальных помещедиях Гильдии, каковые даходятся да первом этаже, я не вешаю свои полодна, – пояснил он, направляясь к лестнице в углу комнаты и чихая. – Извидиде! А как вы смотдите на цифру девять?

– Десять – и по рукам! – согласилась Матушка и добавила: – На все товары, не только на посуду!

Мастер Вистун хмыкнул и повернулся к ней, чтобы шлепнуть горячей ладонью по ее подставленной ладошке.

– С вами так же приятдо иметь дело, Брунгильда, как и опасно! Идите за мдой.

– Куда это вы? – изумилась Туча Клози, выходя из кухни с подносом в руках.

– Мадушка интедесуется кадтинами, – пояснил Висту, – иди к нам, золодце!

Оглянувшись на матрону Мипидо, Бруни заметила, как та, прижав

руки к груди, судорожно вздохнула. Должно быть, немного в жизни главы Гильдии прачек было ласковых слов и произносящих их мужчин, раз она – не боявшаяся никого и ничего – реагировала на эти слова подозрительным блеском в глазах.

Коридор второго этажа огибал несколько комнат. На простых неотделанных стенах висели картины. Матушка сбилась, пытаясь их пересчитать.

– Здесь только тредья часть, – неожиданно смутился гончар, будто Бруни поймала его за каким-то неприличным занятием, – остадное хранится на чердаке!

– А ваши последние работы, – поинтересовалась она, – «Осенняя фея» и «Пресветлая с Аркаешем» – я могу на них посмотреть?

– «Фею» – да, – кивнул Висту, – но дад «Пресветлой» я еще даботаю!

– Он даже мне ее не показывает! – похвасталась Туча Клози. – И дверь в мастерскую запирает, а ключик носит на шее!

Вистун покраснел до цвета собственного насморочного носа.

– Не позодь беня педед гостьей, Кдози! – смущенно сказал он. – Де богу я дикому показывать дезакодчедные работы! Так было и так будет! – и внушительно, и сердито глянул на матрону Мипидо.

А та кивнула, как послушная девочка:

– Как скажешь, солнце!

Глава Гильдии гончаров повел рукой:

– Смотдите, Мадушка. Де все из дих пдодаются, до я вас о дом предупдежу.

Заложив руки за спину, Бруни медленно двинулась по коридору. Ей поневоле вспомнилась галерея во дворце, та, с огромными окнами, куда они неосторожно выскочили с Ваниллой после посещения мастера Артазеля. Там тоже висели портреты в шикарных позолоченных рамах, громоздкие, полные богатых, но темных тонов. И ни на один из них она не променяла бы полотна, которые сейчас разглядывала!

Висту рисовал природу, умудряясь уместить на грубовато проработанных древесных стволах тончайшие ходы жучков-древоточцев, а на листьях – прожилки, светящиеся жизнью. Висту рисовал небо и море опрокинутыми друг в друга чашами, полными пены и облаков, солнечного сияния и загадочного мерцания лунной пыли, парусов и чаек, одинаково стремительных и белоснежных. Он не пытался приукрасить изображаемых людей, и оттого их лица были и грубы, и некрасивы, и глупы – ежели таковыми являлись хозяева, но, благодаря этим портретам, все они получили новую жизнь и пропуск в Вечность.

Матушка смотрела и не могла насмотреться! Такое искусство – не ярморочно-яркое, слащавое, но искреннее и временами даже непривлекательное, ей было близко и понятно. И – она знала точно! – будет близко и понятно людям. Томазо Пелеван не подозревал, как был прав, когда обмолвился о выставке картин Висту.

– Мастер, – Бруни повернулась к нему, – у меня к вам встречное предложение! По плану, нарисованному Томазо, в мансарде здания будет большое и светлое помещение. Ваши картины чудесны, но здесь их не видит никто, кроме вас. Давайте откроем их для людей! Я предоставлю мансарду для выставки ваших полотен почти бесплатно!