Золушки из трактира на площади
Шрифт:
К ним подошел мужичок в одной рубахе, от которого шел пар – борьба со старым домом оказалась непроста.
– Меня зовут Огин, мастер, – вежливо поклонился он. – Чем могу помочь?
– Позвольте осмотреть дом, – выступила вперед Матушка. – Мы хотели бы переговорить с хозяином о его покупке, но прежде надо взглянуть.
– Да без вопросов, – пожал плечами Огин. – Заходите, только будьте осторожны – с крыши может что-нибудь упасть вам на кумпол!
Обойдя кучи строительного мусора, Бруни и Томазо зашли в прихожую.
– Хоу! – воскликнул Пелеван и залез под лестницу, туда, где от стены отвалился кусок штукатурки. И как только увидел? – Посмотри, дочка, этот дом строили для белокостного!
Матушка кивнула. Она ничего не понимала в кладке, но дом ей нравился. И не только потому, что он был памятью о Григо Турмалине. Несмотря на тесноту коридоров и комнаток, на стены, покрытые проплешинами плесени, на грязные полы, в нем витало ощущение спокойствия и добротности, подаренное временем. Ни бедность жильцов, коротавших здесь свой век, ни истории человеческих несчастий, прошедшие под этой крышей, не могли разрушить это ощущение.
– Надо ж так испортить здание, – бурчал Пелеван, поочередно открывая двери в опустевшие комнаты, – так изуродовать пространство! Хозяева понастроили деревянных внутренних перегородок, чтобы сделать комнат побольше. Поэтому здесь так тесно, а на самом деле места полно!
– Но трещина… – пробормотала Бруни.
– И с ней разберемся! – пообещал глава Гильдии каменщиков.
В разобранной мансарде Томазо провел пальцами по остаткам стены, покрытым копотью. Повернулся к сопровождающему их Огину:
– Здесь был пожар?
Тот недоуменно пожал плечами.
– Не было пожара, мастер! И печь была цела, когда мы ее из-под обломков крыши достали. Сам не пойму, в чем дело!
Пелеван в сопровождении Бруни осматривал дом еще около часа. Простукивал стены то принесенным с собой молоточком, то пальцами, скреб мастерком. Особое внимание уделил низу стены, долго провозился в подвале и вылез оттуда такой грязный, что Матушка охнула.
– А знаешь, что я тебе скажу, дочка, – заявил он, отряхивая одежду, – нравится мне этот старик! И фундамент цел остался, трещина его не затронула.
– Да что с ним теперь сделаешь, – махнул рукой Огин. – Снести только!
Томазо подмигнул Бруни и распрощался с провожатым.
– Работенки будет много, но сносить дом не нужно, – продолжил Томазо, когда они отошли подальше. – Трещина пошла по фасаду, не затронув другие стены. Если переложить фасад и снести к Аркаешу внутренние перегородки, то получится просторное помещение, в котором хоть бальную залу устраивай, хоть трактир, хоть выставку шедевров нашего мастера Висту!
Матушка, державшая Пелевана под руку, благодарно сжала рукав его одеяния. Идея выставить картины Вистуна ей не приходила в голову, но, едва услышав, она поняла: это то, что нужно для оформления нового помещения!
– Составьте мне смету на работы по восстановлению фасада и ремонту всего здания, за нее я заплачу отдельно, – сказала она. – Когда она будет готова?
Томазо хохотнул.
– Узнаю хватку твоей матери Хлои, девонька! Той как в голову что придет – из кожи вон вылезет, но своего добьется! Она ведь так и отца твоего на себе женила!
– Расскажете? – попросила Бруни с горящими от любопытства глазами. Она ведь почти ничего не знала о жизни родителей до ее появления на свет.
– Жениховались они долго, – начал рассказ глава Гильдии каменщиков. – Отец твой, да останется Пресветлая добра к нему, был птицей свободной. Этакий, понимаешь, альбатрос, что кружит над волнами, не садясь на воду. Ну вот он и кружил! Подарки дарил, гулять ее водил, даже в театре королевской они пару раз побывали, правда, больше просидели в буфете, пытаясь на вкус распознать, из чего сделан паштет Королевы Иссы,
Томазо улыбался, предаваясь воспоминаниям, и Бруни улыбалась вместе с ним. Видела отца и матушку, будто живых – молодых, рьяных!
– Мужику же что надо – теплая женщина под боком, – продолжил мастер, – его женщина! Да чтобы с ней скучно не было, но и молчалось хорошо! А уж с твоей матушкой, Бруни, скучно не было никому!
На площади Мастеровых они расстались, церемонно поклонившись друг другу. Едва Бруни ступила на порог трактира, услышала в кухне щебетание Ваниллы.
– Ну где вы ходите, хозяйка? – пробурчала Ровенна, задержавшись у двери. – Начали прибывать гости на свадьбу Колея и Ориданы, следовательно…
– …королю понадобились мерзавчики? – догадалась Матушка, в душе обрадовавшись нежданному заказу.
Все что угодно, лишь бы не думать о письме Ральфа, не представлять себя в его доме, не раздумывать всерьез – не этого ли хочет от нее Богиня.
– Как сказал утром мой муж, – вещала Ванилла, ловко разделывая шмат теста, – «обстановка во дворце нервическая»!
Бруни вошла и невольно залюбовалась ровными круглыми заготовками для булочек, выходящими из-под рук подруги. Пока она переодевалась, переплетала волосы и мыла руки, Ванилла рассказывала о прибытии первой партии гостей из Гаракена и других государств, граничащих с Ласурией. Свадьба младшего принца сослужила добрую службу Вишенрогу, как портовому городу и торговому центру Тикрейского побережья. Уже сейчас многие из гостиниц и постоялых дворов с хорошей репутацией полностью выкупались казной для гостей празднества. Цены на аренду домов, построенных вдоль улицы, по которой должен был двигаться кортеж Ориданы и свадебная кавалькада, взлетели до небес, поэтому некоторые оборотливые жители перебрались на это время к родственникам, а жилье сдавали любителям зрелищ, прибывающим со всех концов материка.
Как водится, королю уже демонстрировали первые подарки для молодой пары. Самым необычным из них пока оказалась самодвижущаяся карета в виде тыквы, изготовленная Гильдией механиков, большинство мастеров которой были гномами.
– В замке все друг с другом шушукаются, – продолжала Ванилла, – обсуждают наряды жениха и невесты, цвета и фасоны которых держатся в страшной тайне. Недавно мастера Артазеля отправляли в Гаракен – снимать мерки с принцессы. Он так орал, когда его засовывали в портал, что слышно было даже на кухне! Но вернулся довольным, хотя и взбледнувшим с лица. «Интересная, – говорит, – будет у нашего Коленьки супруга! Непредсказуемая, как погода в Синих горах!»
– А сам-то Коленька что? – с презрительной улыбкой осведомилась зашедшая с подносом Ровенна. – Небось, последних баб под себя подминает?
Ванилла, кивнув, покрутила у виска белой, будто в перчатке, рукой в муке:
– Этот вообще как с цепи сорвался! Рыщет по городу, перепортил, наверное, всех купеческих и дворянских дочек в округе. Надысь шептались по углам, будто отец ему ремнем грозил: мол, выпорет на заднем дворе и не посмотрит, что принц и жених. А вообще, Дрюня сказал, терпение его величества «достигло апофигея»! И я вот думаю, в какую это сторону оно апофигевает – вверх или наоборот?